- Ни хрена нет здесь уже, говорил же. Надо было сразу брать, как нашел, – Ярик небрежно захлопывает последний ящик старого серванта и через зубы сплевывает прямо на скрипучий паркет.
Тамару похоронили неделю назад. Она была продавщицей в продуктовом напротив школы, лет сорока или около того. Живых родственников у Тамары уже не осталось, замуж она за свою жизнь так и не вышла и выводок детей не нарожала, а посему, по мнению местных домохозяек, как женщина не реализовалась. С тем и померла. Хорошая тетка была, но одинокая, а может поэтому и хорошая. Всегда искренне интересовалась жизнью тех, кто захаживал к ней за покупками, и несколько раз с доброй улыбкой прощала Ярику пару-тройку рублей, которые тому не удавалось наскрести на какой-нибудь сникерс.
В отсутствие наследников после Тамары осталась квартира – последняя жилая в двухэтажном доме на два подъезда на окраине города. Все остальные жители дома давно уже либо перебрались ближе к центру, либо съехали туда, куда отправилась сейчас сама продавщица. Поэтому теперь окончательно покинутый дом стал таким же безмолвным, как три его соседа. С каждым годом городок вместо того, чтобы разрастаться по примеру других, все туже и туже сжимался к центру и заводу, где теплилась еще вялотекущая, но какая-никакая жизнь.
Димон уговорил Ярика прийти сюда потому, что заприметил в квартире какие-то золотые серьги с камнями, оставшиеся от безвременно ушедшей хозяйки. Припрятал, говорит, куда-то, чтобы не забрал никто другой. Когда успел в первый раз сюда прийти и почему в одиночку, Голубев не знал, но не шибко удивился. Он соврал бы, если бы сказал, что мародерствуют они впервые. В общем-то, так делали не только они. Чем еще здесь развлекаться, как не искать условные сокровища в квартирах, куда уже никто никогда не придет. А если дом стоит пустой, то и вовсе благодать. Туда, где еще оставались соседи, мальчишки обычно не лезли, чтобы не вызывать лишних вопросов, хотя все вокруг негласно были в курсе того, что происходит с оставленными вещами, и смотрели на такое сквозь пальцы. А почему бы, собственно, и нет? Раз хозяина нет, значит ничейное, чего добру пропадать. Иногда в такие вылазки действительно удавалось найти что-то ценное, но чаще все самое интересное уже успевали прибрать к рукам полицейские, всегда по праву оказывающиеся на местах смерти первыми.
Они хотели даже свалить с последней пары физры, чтобы пойти за добычей, потому что Димон успел прожужжать Ярику все уши про эти несчастные серьги, которые собирался подарить Верке. Впечатлить даму сердца, так сказать, чем вызвал у Ярика только усмешку. Верка Ткачева, по его мнению, уж точно не стоила того, чтобы лезть из-за нее в квартиру мертвой тетки. Слишком уж много из себя строила, будучи дочкой главного инженера завода. Но сердцу не прикажешь, бросать друга не хотелось, да и сам Голубев надеялся чем-нибудь поживиться. В такие моменты он чувствовал себя по меньшей мере сталкером, адреналин поступал в кровь и давал хотя бы ненадолго забыть о бесконечных серых буднях, копирующих один за другим словно день сурка. Но физрук успел поймать парней прямо на выходе из колледжа, и Голубеву со Славиным, и так уже имеющим на счету больше пятидесяти процентов прогулов, пришлось подчиниться и идти сдавать дурацкие нормативы по отжиманиям. Пошли уже тогда, когда темный осенний вечер неотвратимо опускался на город.
- Ты же говорил, пломбу до тебя сорвали? Тогда по-любому кто только здесь не побывал уже, – дверь для проформы точно опечатывали, но когда они подошли к нужной квартире, порванная бумажная полоска уже вяло покачивалась на косяке. Ярик разочарованно вздыхает, оборачивается к другу и тут же сгибается пополам от боли и неожиданности. Острый кулак друга без предупреждения врезается аккурат в солнечное сплетение, а затем и сам Димон всем весом наваливается на Голубева, прижимая его к грязному полу. В глазах Славина нехороший такой огонек, который видно даже в сумраке, а лицо искажено злобой.
- Совсем на хрен башкой поехал? – хрипит Ярик, не успевший еще восстановить дыхание, но только получает кулаком в челюсть. Голова безвольно дергается, и он едва не откусывает язык. Рот наполняется теплой кровью. Парень тщетно пытается скинуть с себя Димона, но тот сидит на нем крепко и заносит руку для нового удара.
- Думал, я не узнаю, сука, что ты к Вере подкатываешь? – шипит он прямо в лицо, брызжа слюной. – Не мог другую девчонку себе найти, обязательно моя нужна? – еще удар. Ярик кашляет, давясь смесью слюны и крови. Несмотря на ноющую боль, паззл в голове начинает складываться.
Последние пару недель Ткачева покоя не дает Ярику своими смсками с предложениями погулять или посмотреть какой-нибудь фильм. Осеннее обострение у нее, или природное блядство, Голубев решает не выяснять. Игнорирует по мере возможностей, но не пересекаться совсем не выходит. И компания общая, и в целом они ограничены территориальными рамками своего захолустья, где при желании найти встречи с кем-то определенным труда не составит. Вера не в его вкусе, но даже если бы и была, посягнуть на девушку друга Ярик бы не посмел. Бабы приходят и уходят, да и вон их сколько вокруг, а мужская дружба – это серьезно, все-таки. Но на последних выходных, на дискотеке она таки утягивает его в сторонку под предлогом «поговорить», пока Димон отходит в туалет. Целоваться лезет, а получив резкий отказ, шипит Голубеву вслед, что он об этом еще пожалеет. Теперь становится понятно, каким образом она собиралась все это устроить. Наплела Димону хер пойми что, и вот теперь он из штанов готов вылезти, защищая Веркину честь и свои отношения. Страдает от этого пока только лицо Ярика.
Голубев, несмотря на свое незавидное положение, начинает смеяться, чем вызывает удивление друга. Димон-то, наверное, рассчитывал получить извинения или напугать его своим внезапным открытием, но точно не на такую реакцию.
- Больно нужна мне твоя Верка, придурок. Слезай давай, покажу кое-что, – Голубев намеревается ткнуть его носом в сообщения, что получает от диминой ненаглядной. По-хорошему, надо было бы раньше обо всем рассказать, да Славина расстраивать не хотел. Совсем уж он на этой своей любви помешался.
Но Димон в бешенстве, он не хочет прислушаться, и только снова машет кулаком, мажущим ударом касаясь скулы Ярика. Ярик тоже закипает. Не хватало только по морде ни за что получать, да еще и – подумать только – от кого! Он собирает все силы, изворачивается и начинает молотить друга по корпусу, куда только может достать из своего положения. Их драка больше похожа на возню. Они катаются так по полу черт знает сколько времени, собирая одеждой грязь десятков пар ботинок тех, кто успел поживиться здесь до них. От злой борьбы их не отвлекает даже дежурная сирена, на полминуты перекрывшая собой яростное сопение. В какой-то момент Ярику удается подняться на ноги, и Славин тоже поднимается, тяжело дыша.
- Хватит! Ты можешь просто блядь послушать?! – кричит ему запыхавшийся Ярик, в примирительном жесте вскидывая руки. У Димона рассечена бровь. Он недоуменно прикасается к ране пальцами и, увидев темные пятна крови на них, вновь несется на Голубева. Переговоры никогда не были сильной стороной Димы, вот только сейчас это переходит любые границы.
Следующие несколько секунд Ярик еще долго будет проматывать в голове покадрово, как в замедленной съемке. Вот он делает шаг в сторону перед тем, как друг готовится снова сбить его с ног и продолжить то, что начал. Вот Димон спотыкается и инстинктивно вытягивает руки вперед, чтобы затормозить. Вот слышится оглушительный звон разбитого стекла, и Славин на всей своей набранной скорости летит вперед, на улицу. Вот Ярик пытается схватить его за ногу, но в руке остается только слабо зашнурованный кроссовок. И тишина.
Не было ни крика, ни звука упавшего тела. Когда Голубев бросается к разбитому окну и перевешивается через подоконник, все, что он видит – это плотный белый туман. Дыхание перехватывает, сердце колотится, как бешеное. Ярик кидается к выходу, чтобы выйти на улицу, помочь Димону, но какая-то неведомая сила буквально пригвождает его к полу. Не дает сделать и шага, внутри что-то обрывается. Эту ночь Ярик проводит в квартире покойной Тамары, на кресле, пахнущем кошками. Ему не удается сомкнуть глаз, и когда наступает семь утра, он выходит из пустующего дома в страхе. Он боится увидеть под окнами окровавленное переломанное тело Славина, но там нет ничего, даже небольшого пятна крови. В глубине души теплится надежда на то, что друг просто решил не возвращаться и как-нибудь доковылял до дома. Вот только визит полицейских – они приходят буквально через полчаса после того, как Ярик добирается домой – рушит даже эти слабые надежды. Все становится ясно.
Весь следующий год Ярик то и дело проваливается в невыносимое чувство вины.
Когда Аня заявляет, что ее брат вернулся и она его видела, Голубев испытывает целый спектр смешанных чувств. Прежде всего – облегчение, которое сменяется разочарованием после вопроса о том, а не здесь ли, собственно, Дима. Ярик мрачнеет.
Он подходит к Ане, берет ее двумя пальцами за подбородок, поворачивая к желтому свету лампы, и пристально вглядывается в глаза. Да нет, вроде бы не обдолбанная.
- Пила, что ли? – с сомнением спрашивает он, отходя на пару шагов и теряя всякий интерес. Жалко девчонку, мать у них совсем с катушек съехала, так теперь еще и младшую за собой потянула, похоже. – Нет Димы. Совсем нигде нет, будто не знаешь. Туман его забрал, и тебя заберет, если будешь так вечерами шляться. Родители-то где?
Ярик идет на кухню, натужно щелкает газовая конфорка. Он все-таки решает закончить то, от чего его оторвал внезапный визит девчонки.
- Чаю будешь?