Джонатан Салливан, на взгляд Патрика, не представлял собой ничего особенного. Это был невысокого роста полнеющий мужчина. Ему было сорок три, но выглядел он лет на семь старше своего возраста. Легкая дрожь в пальцах указывала на то, что мужчина явно злоупотреблял спиртным.
– Доброе утро, мсье Салливан, – проговорил Хэлл почти бесшумно пройдя в свой кабинет, где его ожидал потенциальный клиент. Детектив наблюдал за ним краем глаза через стеклянное окно, пока отдавал распоряжения новой секретарше.
– Прошу прощения, что заставил вас ждать.
– Еще не заставили, – ответил мужчина на чистейшем французском, – Я думаю, нам лучше вести беседу на вышем языке, – добавил он с широкой улыбкой, явно ожидая удивления или какого-то подобия радости на лице франкоканадца.
И надо отдать ему должное, мсье Салливан действительно удивил Патрика. Только на лице Хэллорана удивление не оставило ни малейшего следа.
При всем невзрачном внешнем облике Джонатана у него оказались прекрасные зубы. Кроме того, отличие от большинства алкоголиков, которых Хэллу приходилось встречать, этот держался уверенно, прямо. Он говорил спокойно, четко, будто чеканил каждый звук. Французский в его устах звучал, как нечто похожее на немецкий.
Они обменялись рукопожатиями, и Хэлл внутренне хмыкнул. Рука его посетителя оказалась холодной как лед (что явно говорило о том, что у него что-то не так с сосудами), а хватка была такая, будто он не руку пожимал Патрику, а сломать ее ему хотел.
– Вы сказали моей секретарше, что дело у вас очень срочное, – монреалец опустился в кресло и жестом предложил гостю последовать его примеру, – Итак, я вас очень внимательно слушаю.
Салливан сел в кресло. С явной неохотой и как-то подозрительно косясь на дверь.
– Понимаете ли, мсье Хэллоран, – проговорил он, вновь поворачиваясь к детективу, – Я абсолютно уверен, что меня хотят убить.
***
Этот визит и весь этот разговор необыкновенно отчетливо всплыл в голове Патрика, когда он стоял и смотрел на изуродованные останки «Хонды», несколько часов назад принадлежащей одному из его клиентов. Клиентов, скорее, бывших, конечно. Но…
«Что же, мсье. Кажется, вы оказались чертовски правы. Вас хотели убить и убили. И обвили меня вокруг пальца. Черт, плохой из меня частный сыщик».
***
Подозрений у Салливана было много, но совершенно никакой конкретики. Он уже был в полиции, но бравые сотрудники правопорядка отказались что либо предпринимать. У мужчины не было ничего, кроме ночных звонков с неизвестных номеров и хриплого дыхания вместо ответа, мертвых сов подброшенных к входной двери и незнакомцев, которые смотрели на него слишком пристально, слишком внимательно и слишком долго. И, по его словам, он просто «затылком чуял», что его хотят убить. Но он не мог сказать, кому нужно его убрать. Он, конечно, был мелким предпринимателем и владельцем мелкой логистической фирмы, но врагов у него не было. Женат Салливан тоже никогда не был и детей не имел. По его словам никаких особых конфликтов с работниками у него никогда не было. С клиентами – тоже. Хотя среди них бывали странные. Например, около года назад он помогал одной приезжей из Нью-Йорка мадемуазель открыть оккультную лавку. Это событие в свое время вызвало в маленьком городке изрядную шумиху. Но в остальном же…
Звучало все это странно. Необычно не только в смысле самого заказа: «я хочу, чтобы вы нашли того, кто желает мне смерти», но в том смысле, что от всего, что рассказывал мужчина, веяло не то мистикой, не то паранойей. И, наверное, будь Хэлл немного другим человеком, он бы посоветовал Джонатану Салливану обратиться не к частному детективу или в полицию, а к хорошему психиатру. Но он лучше очень многих знал, что даже если ты параноик, это вовсе не означает, что за тобой никто не следит, а в темноте действительно могут прятаться вещи страшнее отсутствия фотонов. Он взял заказ.
***
К сожалению, той ночью поспать детективу не удалось. Увы, в его жизни это случалось довольно часто. Дело Салливана требовало к себе очень пристального внимания и отнимало много времени. Однако сказать, что за две недели своего расследования Патрик узнал что-то крайне важное, он все-таки не мог. Наоборот, чем дольше он проверял клиента, его контакты и окружение, чем больше он следил за ним или за кем-либо, кто казался детективу подозрительным на первый взгляд, тем меньше и меньше Патрику казалось, что Джонатану угрожают что-то серьезнее его собственного воображения. Этот человек, как Хэлл выяснил, действительно большой любовью ни у кого не пользовался. Но ненависти к нему явно вроде бы никто не испытывал. Грязный бизнес Салливан не вел, беременных от него женщин не бросал (по крайней мере, Патрик не раскопал подобных грязных историй). В молодости Салливан увлекался герметической философией, хипповал, но ничего серьезного. Не был. Не замечен. Не привлекался. Даже алкоголем стал заливаться относительно недавно.
Однако Салливан был совершенно уверен, что кто-то следит за ним, и кто-то желает ему зла.
И, проверив, как казалось Патрику, последнюю ниточку – список претензий и жалоб работников – частный сыщик возвращался в свой гостиничный номер. Было уже глубоко за полночь, Бангор погрузился в сон, и только редкие огни вспыхивали в ночной темноте. По радио играл нежно любимый джаз, а в голове Хэлл пытался придумать, как бы повежливее объяснить клиенту, что не видит смысла в продолжение работы. Он вообще не видел ничего подозрительного или даже мистического, и совершенно ничего, что указывало бы на то, что Салливану грозит хоть малейшая опасность. Даже пресловутые мертвые совы, о которых Джонатан говорил, на поверку оказались чучелами, подброшенными соседским мальчишкой, который разыгрывал даже не Салливана, а свою сводную сестру.
Авто мягко шло по неплохой (для маленького городка, разумеется)дороге, окруженной густым еловым лесом, а мысли Хэлла оставили работу и унеслись куда-то совершенно далеко и от Салливана с его мертвыми совами под дверью, и от скучного и серого даже в солнечных лучах Бангора к холодным огням Монреаля. Детектив уже давно ловил себя на мысли, что соскучился по родным местам: по сияющим огням Вилль-Мари, узким улочкам старого города, по тому, как солнечный свет играет на волнах Святого Лаврентия, по мелодичному звучанию французской речи…
Из этого ностальгического состояния монреальца вывели громкие и совершенно мерзкие звуки рвущегося и сминающегося металла где-то впереди извилистой ночной дороги…
Цепь дальнейших событий слилась для Патрика в череду ярких вспышек. В которых при этом почему-то полностью отсутствовал звук.
До места аварии на пустой лесной дороге с плохой репутацией он добрался минут за десять. Весна еще даже не думала вступать в свои права, а звук в густой тишине зимней ночи разносился очень далеко.
Первая вспышка яркого фотоаппарата – он стоит на обочине и смотрит на удивительно знакомую машину того, кому вроде бы угрожало только его собственное воображение. И что-то противно мерзкое разливается в груди и давит на легкие, отзывается жжением в старых ранах. Не страх, не отвращение, лишь…
Вторая вспышка – ночь становится необычайно прозрачной. Слабого призрачного света полной луны, сытой кошкой уползающей за горизонт, и желтых огней фар новенькой «Асуны» более чем достаточно, чтобы увидеть вмятины на авто. И кровь. Очень много крови. В считанные секунды ее сладко-соленый аромат пропитывает, как кажется, вообще все вокруг. Больше нет вони стертой резины. Нет свежести зимы и хвои.
Третья вспышка – щелчок зажигалки и жизненно важный прилив никотина в легкие.
Четвертая вспышка – в миле от Гриффин-роуд, в круглосуточном кафе для дальнобойщиков Патрик звонит в полицию и объясняет скучающей и сонной девушке на проводе, что и где произошло. После – что-то говорит взволнованной официантке. И курит. Курит одну сигарету за другой. Хотелось бы верить, что из-за стресса, но… Патрик Хэллоран совсем в этом не уверен.
Пятая вспышка – совсем уже тусклая, переходящая в настоящую и четкую линию памяти. В сером утреннем свете место убийства не кажется жутким. Темнота и полусвет все делают страшнее, чем оно есть на самом деле. Конечно, Джонатан Салливан с этой мыслью бы не согласился. Но… кто теперь его спросит? Хозяйка «Дельфийского Оракула»?
Очередная сигарета покинула полупустую пачку. Вдох живительного никотина, от которого окончательно ожил мотор внутри черепной коробки, которому уже почти двое суток не давали отдохнуть. Вокруг суетились люди – коронеры, полицейские, слетевшиеся стервятники-журналисты местной газетенки. Почти никому из них не было никакого дела до канадца. Ему до них, впрочем, тоже. Он отчитался об увиденном. Он ничего не трогал. Ничего не брал. Никаких следов крови на его светлом длинном пальто не было. Удивительно, но даже допрашивающий его по долгу службы полицейский не проявил к нему никакого интереса. Гнать частного сыщика – никто не гнал, некоторые его даже знали и вежливо поздоровались. Старая интрижка с одной из криминалисток даже позволила Патрику почти свободно осмотреть место аварии уже после того, как тело бывшего клиента увезли в морг.
«Авто долго преследовали. Вмятины, глубокие царапины…».
Сделав долгую затяжку, Хэлл наклонился и внимательно осмотрел вмятину на темно-синем металле «Хонды». Сначала он подумал, что это – след удара о дерево или что-то вроде этого, но это было совершенно точно не так. Никаких следов щепок в краске или характерных царапин, оставленных такого рода «травмами» он не видел. Как не видел и ни одного дерева со следами удара автомобиля вокруг.
«Инспектор говорит, что это работа пумы», – практически не работавший до этого момента звук вдруг включился. Шуршание голосов, как помехи старого телевизора, стало громким и четким. И эта фраза неожиданно остро резанула по ушам. Хэллоран скосил глаза на говорящего. Если бы не скрипящий, алый от крови снег под ногами и не обезображенный чьими-то ударами и длинными, очень прочными когтями труп автомобиля перед ним, он бы рассмеялся.
«Если это правда так, то дело уже закрыто. Диких животных мы не арестовываем. Только природоохранной службе по лесам бегать…»
«Иногда мне жаль, что дураков нельзя просто пристрелить. Особенно если этот дурак в форме», – в голове пронеслось как-то отстраненно-устало, а начавший тлеть фильтр обжог пальцы засмотревшегося на царапины Патрика.
– Эрика, – Хэлл подошел к своей бывшей любовнице, задержавшейся на месте преступления за осмотром окружающей местности, – Был бы тебе очень благодарен, если бы ты скопировала для меня свои отчеты. Не за «спасибо», не переживай. И слово монреальца, что от меня они никуда не денутся, и никто посторонний их не увидит.
Невысокая рыжеволосая женщина отвлеклась от своих записей и посмотрела на Патрика так, будто он только что попросил ее станцевать стриптиз у ближайшего дерева. Этот холодный взгляд ярко-голубых глаз он всегда плохо выдерживал.
– Этот человек был моим клиентом, и он был абсолютно уверен в том, что его кто-то хочет убить. А еще я обнаружил его труп. Мне кажется, я имею право взглянуть.
Глаза Эрики Фокс сузились, и Антарктида тут же начала казаться одним из самых жарких мест на земле.
– Ты совсем ахуел, Хэлл. Ты – частное лицо, и если я еще раз услышу от тебя нечто подобное, то можешь мне поверить, своей лицензии ты лишишься быстрее, чем выговоришь «Fuck».
Нечто подобное было ожидаемо. В других обстоятельствах канадец бы тут же свел все в шутку, но усталость, злость и тесно сплетенный в груди ядовитый узел кусучих змей заставили его и самого показать зубы.
Он сделал резкое движение, почти прижался к ней и едва не зарычал.
– Милая, мы с тобой оба прекрасно видим, что никаким нападением дикого животного здесь и не пахнет! – в голосе детектива скользнули металлические нотки, угольно-черные глаза сузились, а неизменный французский акцент стал явственнее. – Не знаю, что ваш профессиональный англоговорящий сброд бездарей в формах тут за комедию разыгрывает, но поднять скандал вокруг очевидного убийства и шумиху в прессе можно запросто. Журналисты всегда голодные, а…
– Оставь угрозки при себе, Патрик. Я никакого убийства здесь не вижу. Заткни варежку, третьесортная пародия на Шерлока Холмса. И если тебе есть что сказать, а пропитую совесть замучило, то иди к офицеру, назначенному на это дело. Если он сочтет, что ты не бесполезный кусок квебекского дерьма, то… А теперь пошел вон.
Их короткую перепалку никто не услышал, но незамеченной эта явная ссора не осталась. Два офицера медленно приблизились к ним, чтобы выяснить, не нужна ли даме помощь, и что все-таки делает за желтой лентой мужчина в бежевом пальто.
По счастью их помощь никому не понадобилась.
– Не будешь ли ты в таком случае так любезна подсказать мне фамилию того, кого назначали на расследование это дела?
– Не знаю, я криминалист, а не полицейский. В участке подскажут. А теперь: «Au revoir, connard».
Он и она обменялись своими самыми ядовитыми улыбками, а после Патрик кивнул полицейским и поспешил подальше от этого места, занесенного холодом и провонявшим смертью.
***
До полиции Хэллоран добрался не сразу. Ему просто патологически было нужно выпить чашку кофе, принять холодный душ, сменить рубашку и купить новую пачку сигарет. Из той, что была у него в кармане он вытянул последнюю трубочку никотиновой отравы, когда садился за руль своего автомобиля. Таким образом, тот Патрик, который дожидался появления детектива Брентона на первом этаже участка, выглядел несколько более свежим, чем Патрик, ругавшийся с криминалистом Фокс на месте гибели Джонатана Салливана.
При появлении детектива полиции бывший монреальский коп поднялся с пластикового кресла и спрятал в карман бежевого пальто сигареты. Темные глаза прищурились, глядя на приближающегося мужчину. Идиотом Брентон не выглядел. По крайней мере, на первый взгляд.
– Добрый день, детектив, – Патрик сделал шаг на встречу и протянул руку Эллиоту для приветствия, – Прошу прощения, что отвлекаю вас от работы, но закон обязывает меня оказать посильную помощь полиции в расследовании у… гибели мистера Джонатана Салливана. Патрик Хэллоран, частный сыщик. Салливан был моим клиентом, и он считал, что некто хочет его смерти.
Он улыбнулся, улыбка, впрочем, вышла несколько кривой и, возможно, из-за бледного и усталого лица Хэлла, несколько зловещей.
– А еще в Бангоре никогда не было пум. Особенно пум с металлическими когтями, нападающими на проезжающие ночью авто.
Отредактировано Patrick Halloran (2021-12-02 03:33:22)
