I always run straight to the flames,
I've lost my face in a thousand ways.
Still you give a damn about my reputation,
Take me as I am.
You are my family.
If you get lonely, you know where you will find me...

  ...Если тебе станет одиноко, ты знаешь, где меня отыскать.
   Маркус заглушил мотор и уставился на дом. Подъездная дорожка совсем заросла, аккуратные ровные плитки были почти не видны под толстым слоем грязи. Газон представлял собой поистине жалкое зрелище: сухая, жухлая трава с проплешинами, вперемешку с окурками и фантиками. Немногим лучше выглядел и сам дом Блэквудов - слегка осев под тяжестью лет, он выглядел зачахшим и каким-то... больным. Крошечное окошко на чердаке было разбито и теперь топорщилось осколками стекла - опасно и тревожно. С левой стороны фасада свисали мертвые плети ползучего винограда, сухо шелестя на пронизывающем ветру. Господи, неужели это тот самый дом, в котором все они когда-то были счастливы?
  "Он никому не нужен, вот и заболел. Спорим, внутри ты найдешь отвратительную черную плесень и этот мерзкий затхлый запашок? Знаешь, такой сладковатый, с оттенком гнили, тлена и старости. Твой дом состарился, Марки, а ты и не заметил. Он никому не нужен. Даже тебе. Ты притворяешься, что еще можно все исправить, но мы с тобой оба знаем..."
   - Заткнись!!!
   "Истеричка".
   У Маркуса в горле встал ком. Он выскочил из машины и так грохнул дверцей, что ни в чем не повинный "Жук" жалобно задребезжал. Отыскал в кармане зажигалку и сигареты, прикурил и жадно, взахлеб, затянулся. Маркус II ни черта не понимает, ни черта не смыслит. Многое действительно еще можно исправить. Именно поэтому они здесь.
  Если тебе станет одиноко, ты знаешь, где меня отыскать.
   По расчетам Блэквуда-старшего (все-таки он старший, пусть и всего на четыре дня!), Крис должен был приехать не позже сегодняшнего вечера. Надо хоть немного привести дом в жилое состояние.
   Он как раз успел докурить, когда первые лучи холодного октябрьского утра коснулись его щеки. Ласково, ободряюще: ты все делаешь правильно, Маркус. В золотисто-розовом сиянии восходящего солнца дом уже не выглядел так мрачно и угрюмо. Нет, он по-прежнему смотрел на Маркуса побитой собакой, и все же в этом взгляде пыльных тусклых окон была надежда.
  "Маркус, ты уверен? Прошлое должно оставаться в прошлом, разве ты сам не говорил так десятки и сотни раз? Неужели ты забыл?.."
   - Я это сделаю.
   Затушив окурок и медленно выдохнув, Маркус решительно двинулся к двери. Присел на корточки и пошарил под крыльцом. Сперва пальцы натыкались только на осклизлое дерево и палую листву, но потом он нащупал то, что искал. Отец всегда прятал запасной ключ под крыльцом. Все соседи об этом знали, но, разумеется, были слишком добропорядочны, чтобы воспользоваться этим знанием в корыстных интересах.
   Бангор, старый добрый Бангор. Город, где почти ничего не случается. Где полицейские расследуют дела о пропавших старушечьих кошках, а новость о краже двухсот долларов из кассы местного супермаркета становится темой месяца.
   Маркус поймал себя на том, что снова улыбается. Он соскреб с ключа ржавчину, вставил его в замок и со скрежетом повернул до щелчка. Распахнул дверь - и в нос ему буквально ударил тот самый запах.
  "А я предупреждал".
   Наотмашь. Липко и удушливо, обхватывая затылок Маркуса темными паучьими лапами и стремительно затягивая в пучину детских воспоминаний. Быстро-быстро-быстро. Не картинки даже, обрывочные образы, мгновенные импульсы, и полминуты спустя Маркус уже и сам не мог сказать, чего именно он испугался. Тяжело дыша, он тряхнул головой, облизал пересохшие губы. Чушь какая. Он просто слишком давно здесь не был. Просто есть слишком много такого, что давит на плечи свинцовой тяжестью. Обиды, злость, ревность, чувство вины, досада, страх... он справится.
   Нет, не так. Они вместе справятся. Вместе с Крисом.
   К вечеру Маркус успел снять чехлы с мебели (везде, кроме маминой спальни, туда зайти он пока так и не сумел), протереть пыль, подмести полы, проветрить комнаты и вымыть окна в гостиной. Он ужасно устал, бессонная ночь, перелет из Чикаго и шесть часов за рулем давали о себе знать ломотой в затылке, но Блэквуд твердо решил не ложиться спать, пока не дождется брата.
   Покончив с уборкой, Маркус отправился в супермаркет. Он то и дело ловил себя на мысли, что в Бангоре, кажется, ничего и не изменилось со дня его отъезда в Иллинойс. Даже кассирша миссис Доув красила губы все той же ужасной розовой помадой. Все вели себя так, будто он и не уезжал.
  - Маркус, дорогой, непременно приходи на чай в субботу! Ребекка будет просто счастлива!
- Блэквуд, зараза, ты или это? Какими судьбами?
  - О, Маркус! Я и не знала, что ты приехал. В пятницу у Джесси будет барбекю, придешь?
  "Маркус, сколько лет, сколько зим! Маркус, как ты похорошел, детка! Маркус, какого хрена ты не звонил? Маркус, Маркус, Маркус! Фу, аж блевать тянет! Эти люди что, участвуют в соревновании на приз "Мистер дружелюбие"?"
   Маркус не отвечал, сосредоточившись на свиной вырезке. Готовить он умел не так, чтобы очень, но все же надеялся, что на отбивные с картофельным салатом его хватит.
   - Вы поглядите, какой порядок! В коридоре чисто, а едой даже и не пахнет!
   Если тебе станет одиноко, ты знаешь, где меня отыскать.
   Под ложечкой екнуло. Сколько они не виделись, четыре года? Маркус выскочил в коридор как был - с ножом и руками, по локоть запачканными мясным соком. Выскочил - и уставился на Кристофера в упор, будто увидел привидение.
   "Он совсем не изменился".
   В горле отчего-то пересохло. С того самого момента, когда в съемной квартире в Чикаго раздался телефонный звонок, Маркус сотни раз представлял эту встречу. Представлял - и все же понятия не имел, как оно будет наяву. Родная кровь. Но разделяло их столько, что и в страшном сне не приснится. И никто не мог сказать "Прости" первым.
   Маркус кашлянул, смущенно вытирая руки о видавший виды фартук, и шагнул к брату:
   - Здравствуй, Крис. Ты... как раз к ужину. Поможешь мне?
   Конечно, это далеко не "прости". Чтобы простить друга за все, что было, нужен не один день и, наверное, даже не один месяц. Но первый крохотный шаг был сделан. Слава богу, что Маркус II помалкивает.

Отредактировано Marcus Blackwood (2021-01-20 02:43:42)

Маркус лежал на полу и рисовал. Он всегда рисовал, когда ему было грустно или одиноко. Рисовал все, что в голову взбредет: гоночные машинки, животных, витрину кондитерской... Сейчас Маркус трудился над рисунком попугая. Перышко к перышку, хитрый круглый глаз, большой загнутый клюв и влажное тепло тропического леса.
   Час назад они с Крисом поссорились. Поспорили из-за игрушечного катера. Может, и ерунда, но каждый стоял на своем до последнего. В итоге Крис демонстративно отправился на прогулку один, а Маркус взялся за карандаши и фломастеры.
   Высунув от усердия язык, он рисовал попугаю роскошный хвост.
   - Можно посмотреть?
   Маркус вздрогнул, желтый фломастер откатился под диван. Увлекшись рисованием, он не заметил, как вошла Лиз и присела рядом на корточки.
   - Я еще не закончил, - буркнул он, ревниво прикрывая рисунок локтем.
   - А эти? - Элизабет с теплой улыбкой подобрала с пола стопку альбомных листков.
   - Эти готовы.
   Яхта в открытом море. Бэт-мобиль. Щенок, грызущий мячик. Рождественская ель с горой подарков. Ковбой верхом на лошади.
   - Маркус, да ты просто молодчина! У тебя замечательно получается.
   - Ага... получается.
   Внезапно Лиз нахмурилась и нервно закусила губу, вглядываясь в рисунок. Небрежные рваные линии, путаные гротескные фигуры, много черного с пятнами красного и оранжевого. Совсем не похоже на то, что Маркус рисовал прежде.
   - Что это?
   Маркус искоса взглянул на картинку и как ни в чем ни бывало пожал плечами:
  - Это Кристофер и пожар. Видишь, его дом горит, а дверь заперта, поэтому он не может выбраться.
   Элизабет, кажется, была шокирована и растеряна. Осторожно положив руку Маркусу на плечо, она спросила:
   - Зачем ты это нарисовал?
   - Это не я. Это Второй.

   Лиз тогда хватило такта и деликатности не настаивать и прекратить расспросы. Быть может, Маркус порой и пугал ее, но она неизменно была к добра к пасынку. Старалась сделать все, чтобы сводные браться подружились. Старалась, чтобы всем в их семье было хорошо.
   Элизабет... нежная, милая, обаятельная. Маркус смотрел на Криса и видел ее глаза. Они были ужасно похожи, отец часто шутил, что Крисси пошел в мамочку - такой же бесподобный красавчик. Он умел нравиться людям, очаровывать их, и это получалось само собой, совершенно естественно. Не ответить на объятия было невозможно.
   "Маркус, ей-богу, меня сейчас стошнит ванилью от этих телячьих нежностей".
   Начинается. Ну почему даже в такой момент Маркус II не может просто взять и придержать свой длинный язык?
   - Мне тебя не хватало.
   Так сдержанно и почти прохладно - но из уст Маркуса это звучало едва ли не как "Я люблю тебя, Крис". И оба знали это. Что бы между ними ни было - обиды, ссоры, недопонимание, груз взаимных претензий и комплексов, - здесь и сейчас они вместе. Рядом. И они рады друг друга видеть.
   - Перестань, мне все равно нужно было чем-то занять себя, пока я тебя ждал.
   Вечер прошел славно. Так славно, что Маркус не ожидал даже. Крис с энтузиазмом помогал с ужином, они к месту шутили, да и ребрышки удались на славу. Оба брата намеренно не касались болезненных тем и обходили острые углы - у них еще будет время проговорить и обсудить все это, пережить заново, раскаяться и простить друг друга. Не сейчас. Сейчас все должно быть так, как в старые добрые времена: семейный ужин и приятная беседа.
   - Съездим завтра на кладбище, ладно? - Маркус забрал у Криса последнюю отмытую до блеска тарелку, насухо вытер ее полотенцем и поставил в сушилку. - А потом пройдемся по дому и определим, чем нам стоит заняться в первую очередь. Может, разберем хотя бы одну комнату.
   Маркус взглянул на часы и подавил зевок. Почти одиннадцать, а завтра у них много дел. Он похлопал Криса по плечу:
   - У нас обоих был тяжелый день. Пойду приму душ и упаду в кровать. Ты, надеюсь, еще помнишь, где в этом доме хранится постельное белье?
   От теплой воды Маркус совсем разомлел. Он с наслаждением подставлял спину и плечи тугим струям, смывая накопившуюся усталость. Думал о том, как рухнет на льняные простыни, все еще хранящие тончайший аромат лаванды, и провалится в сон. Сон...
   Оно здесь. Прямо за шторкой. Дышит сипло, сдавленно, с сухими всхлипами втягивая воздух в черный провал бездонного рта. Оно знает, что ты туточки, Маркус. Знает, что тебе некуда деться, ведь дверь заперта. Знает, что тебе не выбраться. Оно беззвучно смеется, пожирая твой страх, твою панику, твое смятение. Сколько секунд тебе осталось жить? Семь, шесть...
   - Ччччерт! - Маркус выругался в голос, когда ледяная струя воды окатила его предплечье. Вечно в этих старых домах так: то проводка барахлит, то проблемы с водой. Нужно будет на днях заняться сантехникой.
   Оно здесь.
   Только сейчас Маркус понял, что сердце колотится так, будто вот-вот проломит ребра. Он отдавал себе отчет в том, что это все глупости, старые детские страхи, что он просто слегка задремал, измотанный долгой дорогой и бессонной ночью. И все же... все же смотрел прямо перед собой, на блестящие вентили и полочку с гелем для душа. Это ведь так просто - повернуть голову влево, отдернуть дурацкую шторку и убедиться, что за ней никого и ничего нет, что все это - просто идиотская игра воображения. Так просто?
   Оно здесь?..
   Маркус судорожно выдохнул и рванул шторку на себя. Сглотнул раз, другой, набрал в ладони воды и умылся. Ерунда какая... все дело в усталости. Ему нужен отдых. Конечно, тут никого нет. Да и быть не могло. Он успокаивал себя, наскоро смывая мыльную пену, растираясь жестким полотенцем, натягивая свежее белье. Мерещится всякая чушь. Это пройдет. Просто нужно поспать.

"Посмотри на него. Посмотри на своего дорогого братца, Маркус. Думаешь, он повзрослел, взялся за ум? Черта с два. Да он же обдолбан как сука, как самый последний торчок из Гарлема. Стоило тебе отправиться в душ - и твой ненаглядный родственничек тут же втопил дозу. Весело, правда? И ты серьезно собираешься после такого иметь с ним дело?"
   Криса выворачивало так, будто его организм решил выблевать не только ужин, но и внутренности. А Маркус стоял над ним, сжимая в руках мокрое полотенце, и буквально физически чувствовал, как его раздирает надвое.

Это тягостное мгновение,
Распространяющаяся эпидемия.
Праздник закончился,
И мысли парализовали твой разум.
Опущенные веки, серое лицо...
Protect me from what I want.
Защити меня от моих желаний.

   Одна его часть оставалась здесь, с Крисом. А другая - стремительно проваливалась в прошлое, на три года назад.

   - Маркус, ради всего святого! Ну же, Маркус, ты ведь мой друг, верно? Лучший друг, - холодные пальцы судорожно хватают его за запястья. Маркус отчаянно кусает губы, глядя Джесси в глаза. Глаза... его зрачки напоминают булавочные головки. Он то и дело нервно и неловко дергает подбородком, словно его кусает надоедливый москит. Говорит торопливо и сбивчиво, будто в лихорадке. Джесси Розенберг вот уже четвертые сутки в вынужденной завязке.
   - Джесси... нет. Прости, но нет. Это убивает тебя, - едва слышно шепчет Маркус, качая головой, в то время как Маркус II глумливо ухмыляется.
   "Ну что тебе стоит, Марки? Дай этому страдальцу двадцатку. Ты посмотри, он же на грани, вот-вот окочурится без дозы. Впрочем... он окочурится в любом случае".
   - Да что с тобой такое? - лицо Джесси искажает злоба, он хватает Маркуса за футболку на груди и кричит ему в лицо:
   - Сейчас ты убиваешь меня! Ты, мать твою!!! У тебя ведь есть эти гребаные бабки! О, Маркус, будь ты проклят, гори в аду, ебаная мразь!!! Чтоб тебе было так же хреново, как и мне! Чтоб ты сдох... Да, да, сдохни, сдохни со своей сраной двадцаткой, подавись ею, урод!
   Маркус увидит его следующим утром. В холодильнике морга будет пахнуть формалином и мертвечиной. Маркус будет читать сухой отчет коронера, а строчки будут расплываться перед глазами: "Задержан при попытке ограбления, оказал сопротивление полиции, офицер Таннер вынужден был применить оружие".
   
Мы - игрушки судьбы.
Вспоминаешь божественные, умопомрачительные мгновения,
Расколовшиеся на части с наступлением утра.
И теперь мы такие одинокие...
Потерявшие мечты о любви,
Безвозвратно упустившие время...
Оно оставило нам целую жизнь, чтобы плакать.
Protect me from what I want.
Защити меня от моих желаний.

   - Как же ты... я... Прости меня, Маркус. Прости меня пожалуйста.
   Слова падали в никуда. В глухую, гулкую пустоту, которая вспухала у Маркуса в груди. Холодная и вязкая, она планомерно и яростно топила слабые попытки найти оправдания брату. Может, тебе все же показалось, Маркус? Может, Крис и правда болен? Может, ему нужна помощь?
   "Болен. Помощь? - Маркус II был беспощаден. - Не смеши меня, Марки. Ему нужны твои бабки. Вот зачем он позвонил тебе, вот зачем попросил приехать в Бангор. Вот зачем все эти обнимашки, показной энтузиазм и все вот эти сопли и слюни сейчас. Он тобой манипулирует, причем манипулирует примитивно. А ты ведешься, дурачок".
   Холодно. Черт, до чего же холодно и пусто. Из Маркуса будто разом выпустили все остатки воздуха. Идиот, господи, какой же он идиот! "Я и сам хотел тебе предложить. Я все сделаю, не беспокойся". Он ведь поверил, что все можно наладить. Что вместе они сумеют все исправить. Он так надеялся... боялся даже самому себе признаться, как важен был для него этот звонок через полстраны, этот разговор, это "Приезжай", это долбаное тепло Криса и запах его старой косухи! Чего ради? Зачем? Как глупо...
   Было тошно. До полынной горечи, когда хочется сбивать костяшки о дверной косяк, сжаться в комок, проклиная весь мир, и кричать, кричать, кричать... Что угодно, лишь бы не ощущать внутри эту черную всепоглощающую пустоту, в которой тонешь, словно в трясине, не чувствуя опоры под ногами.
   "Так вот зачем я тебе понадобился, Кристофер".
   "О, Марки, ну ты чего, решил разнюниться?"
   - Простить тебя? - слова, казалось, обжигали губы и язык, будто Маркус решил вдруг хлебнуть кислоты. - Ну конечно. Конечно, я прощаю тебя, Крис, о чем тут говорить, мы же братья, да?
   Маркус со всей силы швырнул в брата упаковку бумажных салфеток, даже не замечая, как на глазах вскипают злые слезы.
   - Я был тебе не нужен, тебе было плевать на меня. Срать ты хотел, как у меня дела, как я справляюсь или не справляюсь! А теперь, когда ты конкретно подсел на дурь, - Маркус, приезжай, давай начнем все сначала! Я думал, ты и правда хочешь все исправить! Хочешь, чтобы мы снова...
   Маркус прижал кулак к переносице, на мгновение зажмуривая глаза.
   - Знаешь что? Катись-ка ты к черту, Крис. Я поверил, поверил, что нужен тебе, а в твоей голове только блядская наркота! На что ты вообще рассчитывал? Возвращайся в Нью-Йорк. Я справлюсь тут один. Без тебя. Проваливай.
   Не глядя на Криса, Маркус схватил джинсы и футболку и пулей вылетел из ванной. Сон как рукой сняло, осталось лишь разочарование, глухое, как могильная плита. Ноги сами понесли его в детскую. Это место всегда было убежищем, надежной крепостью, вокруг которой мог бушевать шторм, - но внутри царило спокойствие. Тихая бухта среди ревущего океана. Место, где он сможет прийти в себя. Справиться со всем этим...

- Крис... Крис?
   Кристофер не отвечал, завернувшись в одеяло по самую макушку и отвернувшись к стене. Но Маркус точно знал, что брат еще не спит. Он вздохнул, отбросил одеяло, сполз с кровати и замер ненадолго, переминаясь с ноги на ногу. Затем набрал в грудь воздуха - и сделал четыре шага к кровати брата. Присел на самый краешек и осторожно тронул Криса за плечо:
   - Крис... прости меня, ладно? Я подумал, пусть этот катер будет военным торпедоносцем, как ты и хотел. Поиграем завтра?
   Молчание.
   Маркус совсем было уже решил, что Крис так и не ответит, но в этот момент брат живо развернулся к нему и сел на кровати, виновато улыбаясь:
   - Нет, это ты прости, Марки. Ты прав, это точно спасательный катер. Поиграем в затерянную эскпе.... экспедицию? Завтра.
   Маркус просиял и крепко обнял брата:
   - Сперва в войну, а потом в экспедицию. Крис, ты самый лучший...
   Всхлип. Жалобное, едва слышное хныканье. Легкий скрип половиц прямо над головой.
   Оба брата медленно, как по команде, подняли голову к потолку.
   Всхлип. Звук плавно перемещался от одного угла комнаты к другому.
   Маркус чувствовал, как вдоль позвоночника ползет отвратительный липкий холодок. Непослушными губами он с трудом прошептал:
   - Ты ведь тоже... это слышишь? Там что-то есть...

   Там что-то есть.
   Здесь ничего не изменилось. Теплые, золотисто-бежевые тона, светлая мебель. Пушистый коврик на полу. Мольберт Маркуса и баскетбольный мяч Криса. И этот запах... у Маркуса даже голова слегка закружилась. Разогретое солнцем дерево и миндальное печенье. О, Лиз готовила превосходное миндальное печенье, самое вкусное в Бангоре. Да что там в Бангоре - во всем штате Мэн не нашлось бы лучше.
   Здесь было так хорошо...
   Пока все не испортил Крис.
   Маркус не желал его слушать. Заранее знал все, что тот скажет. Не верил ни единому его слову. Желал лишь одного - отгородиться от брата плотной завесой боли и здесь, в детской, позволить Маркусу II залечить раны. Он никогда особо не церемонился, предпочитая довольно жесткие методы. Цинизм. Сарказм. Издевательские ухмылки. Неприглядная, местами преувеличенно отвратительная правда. Лекарство было горьким, но оно действовало. Оно делало Маркуса сильнее и не позволяло раскисать.
   Но... пальцы Криса касались его скул, а глаза были полны такого неприкрытого отчаяния, что в стене имени Маркуса II возникла зияющая брешь. И с каждым словом Кристофера, с каждой вымученной фразой, слетавшей с его губ, брешь эта делалась все шире и шире.
   - Не бросай меня! Не прогоняй... Почему ты не хочешь просто попытаться помочь мне завязать?.. Просто быть рядом...
   "Потому что это потребует от меня всех моих душевных сил. Потому что быть рядом и помочь тебе - значит, показать, как сильно я люблю тебя, как сильно я нуждаюсь в тебе. Я столько лет... столько лет, с того самого вечера, когда мы подрались из-за Рейчел, взращивал в себе семена холода, равнодушия, неприязни. Черт, я так и не смог полюбить Элизабет, хотя она тоже нуждалась в этом. Знаешь, почему я на самом деле не приехал на ее похороны? Потому что она так и не стала мне матерью, не смогла заменить ее. Ее смерть была твоим горем, Крис. Не моим. Потому что мне было все равно, ну, почти все равно".
   "Маркус, хватит. Остановись. Этот актеришка просто разыгрывает перед тобой очередной спектакль, умело пользуясь твоим чувством вины. Бедный несчастный Крис! Никто-то не понимает, как он страдал, как ему было плохо... бла-бла-бла. Маркус, если ты сейчас на это поведешься, если позволишь ему..."
   "Я столько лет сражался с чувством вины. И выходил победителем - почти каждый раз. Я загонял его в самые глубокие подвалы подсознания, заставляя себя не спрашивать: как ты там в Нью-Йорке? Может, тебе что-то нужно? Один, совсем один в большом городе, где нужно зубами выгрызать себе место под солнцем. У меня была Рейчел. У тебя не было никого. Я мог бы... черт, я мог бы просто звонить тебе иногда. Порой это так важно - просто знать, что ты не один. Что там, за тысячи километров, есть кто-то, кто беспокоится о тебе. Кому не все равно, пообедал ли ты сегодня, тепло ли оделся и в каком настроении лег спать. Кому можно позвонить в два часа ночи - и услышать радостно-удивленное: "Крис? Я как раз думал о тебе. Как ты там, братишка?"
   "Маркус, ты спятил?! Давай завязы..."
   "Но нет. Ты не приехал на нашу с Рейчел свадьбу. Ты не приехал на похороны отца. Ты не приехал, черт тебя дери, на похороны Рейчел! И я предпочел выстроить вокруг себя стену из обид, из злобы, из отчаянного непонимания. Думал, что тебе плевать - и хотел думать, что мне плевать в ответ. Только... только почему же тогда я сорвался в Бангор, стоило тебе набрать мой номер и подарить мне лучик надежды? Все просто. Все до предела просто, и пришло время в этом признаться. Ты - единственное, что у меня осталось, Крис. Единственное дорогое, ради чего мне еще стоит жить".
   Он плакал. И что бы там ни вопил Маркус II, беснуясь и взывая к голосу разума, Маркус ему верил. Это не игра, не спектакль. Это - Крис, такой, как он есть. Такой, каким он стал. Не святой. Не идеальный. Потрепанный жизнью, возможно, делавший в Нью-Йорке вещи похуже, чем доза кокса. Но это все еще твой брат, Маркус. И вы нужны друг другу - пожалуй, именно в этот момент так сильно, как никогда раньше. Так неужели у тебя хватит эгоизма отвернуться? Он протягивает тебе себя на раскрытой ладони - израненного, отчаявшегося, терзаемого чувством вины и мучительным осознанием собственной слабости - так неужели ты, так остро чувствующий то же самое, сумеешь ударить его по руке вместо того, чтобы принять?
   "Маркус, не смей!!!"
   - Прости меня...
   Маркус мягко коснулся щеки Криса тыльный стороной ладони. Смотреть брату в глаза было невыносимо стыдно, а не смотреть - невозможно. Он мягко, со всей нежностью, на какую был только способен, отер мокрую дорожку с прохладной белой кожи. Отер, не замечая, что плачет сам.
   - Я так виноват перед тобой, Крис. Все, все, что я наговорил тебе... я ведь ничуть не лучше. Я бросил тебя одного, когда тебе нужна была моя помощь. Я не приехал на похороны твоей мамы. Я предпочитал не думать, как твои дела в Нью-Йорке, отгородившись собственными заботами и проблемами. Я был таким эгоистом, Крис... Ты прав, ты тысячу раз прав, я понятия не имею, через что ты прошел, что тебе пришлось пережить. Я предпочел забыть... Так было легче, проще... ты понимаешь. Даже сейчас... мне было куда проще послать тебя к черту со всеми твоими проблемами, с зависимостью, с тем, что я нужен тебе. Потому что... потому что я не знаю, хватит ли мне сил на все это. Хватит ли сил не сломаться.
   Маркус улыбался, то и дело смаргивая набегающие слезы.
   - Но ты здесь, ты рядом. Каким ты ни был, через что бы ни прошел, - ты мой брат. И я люблю тебя, я так тебя люблю... Ненавижу за всю боль, что мы друг другу причинили, - и люблю. Прости меня. Мы нужны друг другу. Я... я буду рядом, обещаю. Я сделаю все, что будет в моих силах, и даже больше. Мы справимся, слышишь? Вместе... ты и я.
   Он сгреб Криса за плечи, накрепко прижимая к себе, - так сильно, что едва не трещали ребра. И замер так на целую вечность, уткнувшись носом в изгиб его шеи, зажмурив глаза, ощущая брата каждой клеточкой тела... Чувствуя, как бьется его сердце.

Waking up alone like a man that failed,
Trapped into the mist of a fairytale.
And you know, you know, you know...
I'm still inside.
Я все еще внутри.

   Маркус неспешно потягивал чай, улыбался Крису и ему было легко-легко. Точнее, было бы легко-легко, если бы не одно маленькое "но".
   Он и прежде, бывало, расходился во мнениях со своим альтер-эго. Неслабо так расходился, психуя и оставляя требования Маркуса II без ответа. Тот злился и включал игнор. Но даже когда Второй надолго умолкал, Маркус всегда ощущал его присутствие. Незримое, но такое четкое, осязаемое, будто Маркус II стоял у него за спиной, дыша в затылок. Он всегда был где-то поблизости. Всегда.
    А сейчас было пусто. Глухо, ватно. Будто кто-то захлопнул дверь и оставил Маркуса совсем одного в белой комнате без окон. Почему он вдруг исчез? Маркус старался этого не показывать, но сердце его беспокойно сжималось. Второй что-то задумал. Второй никогда и ничего не делает просто так.
   I'm still inside. Я все еще внутри.
   
   Крис спросил про чердак, и Маркус напрягся, не без тревоги проследив за его взглядом. Время к полуночи. И ему совершенно, абсолютно точно не хочется идти туда в темноте. Плохая, плохая идея.
   - Отложим до завтра, ладно? - Маркус выдавил короткий, неискренний смешок и снова уткнулся в чашку с чаем. - Там наверняка полно пыли, а мы оба только что из душа. Не хочется снова идти мыться.
   Ну да, конечно. Дело ведь именно в этом, да, Маркус? А еще - в том, что вы оба чертовски устали и измотаны событиями этого дня. Вовсе не в том, что чердак пугал тебя с самого детства, всегда был воплощением зловещей тайны, страшной, жуткой. Тронешь такую - и дороги назад уже не будет.
   
   Дождь гулко барабанил по крыше. Ранние сумерки заползали в Бангор, укутывая город тяжелым одеялом из свинцовых туч. К мокрому стеклу с обратной стороны прилип вялый дубовый листок. Маркус стоял у окна, скрестив руки на груди и глядя на то, как ноябрьский ветер гоняет по лужам нервную рябь. С Пенобскота тянулся туман, и свет фонарей в нем казался неверным, призрачным. Маркусу не слишком-то нравилась затея Криса, но любопытство брало верх. Кроме того, ему не хотелось показаться трусишкой.
   За спиной щелкнул замок. Маркус обернулся:
  - Достал?
   Вместо ответа Кристофер широко улыбнулся и торжествующе помахал маленьким ключиком на шерстяной бечевке.
   - Пошли!
   - Тихо ты!... Осторожнее... дай лучше я попробую.
   - Нет, погоди... вот, кажется, пошло... есть!
   Крис потянул дверь на себя, и оба подростка с опаской заглянули в дышащую пылью и старым тряпьем темноту. Маркус нервно повел лопатками. Хоть глаз выколи, ничего не видно...
   - Кто первый?
   - Сейчас узнаем, - Маркус привычно вскинул кулак над ладонью. - Камень, ножницы, бумага!
   Вот черт! Придется идти туда первым.
   Он включил фонарик и не без внутреннего содрогания шагнул в непроглядную тьму. Тусклый луч света выхватывал какие-то коробки, ящики, три стула, поставленных друг на друга, старый шкаф с оторванной дверцей, кучу старой обуви. Моток веревки, разбитую автомобильную фару... Хлоп! Маркус резко обернулся и бросился назад, к двери. Отчаянно заколотил кулаками по неструганному дереву:
   - Крис, открой! Это не смешно! Крисси, клянусь, если ты сейчас же не откроешь, я тебе задницу надеру!..
   Всхлип. Жалобное, едва слышное хныканье.
   Маркус почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Как страх скользким, липким щупальцем принялся карабкаться вдоль позвоночника. Во рту моментально пересохло, задрожали пальцы, а колени мигом превратились в кисель. Он прижался к двери всем телом, беззвучно шевеля губами:
   - Крис, ради всего святого, открой! Оно... оно здесь...
   Скрип. Скрииииип. Скрииииип.

   Маркус проснулся в холодном поту. Рывком сел на кровати, унимая дрожь в кончиках пальцев и чувствуя невероятное, колоссальное облегчение. Сон, это просто кошмарный сон. И уже утро, за окнами светает. Боже... Он уткнулся в ладони, с силой потер лицо руками. Спокойно. Это всего лишь призраки прошлого. Они исчезнут, растают без следа, как только они с Крисом все тут поправят и наведут порядок. Все будет хорошо.
   "Все будет хорошо", - Маркус повторял эту мантру все утро.
   "Все будет хорошо", - заводя машину после немудрящего завтрака.
   "Все будет хорошо", - покупая три одинаковых букета темно-красных роз в цветочном магазинчике миссис Уиллис.
   "Все будет хорошо", - паркуясь на стоянке у кладбища Маунт Хоуп.
   - Встретимся у могилы отца, хорошо? Через полчаса.
   Прихотливые особенности наследственного землевладения и безалаберное отношение Роберта Блэквуда к финансовым делам привели к тому, что могилы обеих его супруг и его собственная оказались в разных концах кладбища. Маркус шагал по посыпанным песком аллеям, кутаясь в воротник пальто. Сегодня зябко. На траве серебрился иней, а иссиня-черные ягоды тиса были схвачены изморозью. Так тихо, так... мертво.
   Маркусу нравилось место, где была похоронена мама. На прогретом солнцем пригорке возле пруда, точно напротив фамильного склепа Пайнсов. Летом в пруду цвели кувшинки. Мама любила кувшинки. И лаванду, и розы...
   Он присел на корточки возле простого памятника белого мрамора, смахнул пару жухлых листьев и бережно опустил букет на подстриженную траву:
   - Привет, мам.
   Келли Блэквуд умерла, когда Маркусу было восемь. Рак - паршивая штука. Он намертво впивается в плоть, сеет ядовитые метастазы, и красивая, цветущая женщина стремительно превращается в иссохшую мумию. Последний месяц своей жизни мама провела в больнице. Отец несколько раз возил Маркуса к ней повидаться... и попрощаться.
   Было самое начало весны. Робкий лучик солнца ласково касался бледных впалых щек, заострившегося подбородка, морщинок на шее. Все - такое родное, такое бесконечно любимое. А теперь - безжалостно пожираемое болезнью. Маркус не знал, что они видятся в последний раз. Мама, должно быть, знала. Знала - и ласково ерошила его волосы, тайком утирая слезы, говорила, что совсем скоро она поправится и вернется домой. А еще - подарила Маркусу плюшевого щенка. Маленького, с ладошку. У него были смешные растопыренные лапы, куцый хвост и один глаз немного больше другого. Маркус так хотел собаку, но отец не позволял...
   - Вот я и дома... Вернулся. Знаешь, мам... я так хотел, чтобы ты гордилась мной, когда я вырасту. Вот только мне совсем нечем похвастать. И я здесь, чтобы все исправить. Начать с чистого листа. У меня получится, верно? Мне нужно только немного времени. И сил...

Отредактировано Marcus Blackwood (2021-02-12 07:40:17)

Расскажи мне о своей катастрофе.
Нелегко искать объяснения и оправдания,
С пулей в груди трудно быть непредвзятым.
Но разве чужая боль не есть наказание?
И разве нет кары страшнее, чем быть виноватым?

   Маркус молчал. Не то что бы он сумел уместить все в предыдущих трех фразах, нет. Он хотел бы говорить, говорить... но чем дальше, тем более легковесными и пустыми казались ему слова. Что бы он ни сказал, они не способны были прошить подмерзшую землю. Не способны были коснуться сердца той, что покоилась под скорбным надгробием белого мрамора.
   Смерть - это всегда так неотвратимо, так неизбежно. Катастрофически непоправимо. Какое-то время умерший еще живет в нашей памяти, в фотографиях, в письмах...
   А потом в игру вступает беспощадное и циничное Время. Линии памяти истончаются, рвутся. Фотографии выцветают, и однажды осенью ты ловишь себя на мысли, что уже не в состоянии вспомнить оттенок волос, воссоздать улыбку, черты лица. Письма теряются и медленно тлеют в старом гараже, в коробке с ненужным хламом, надежно придавленные грузом лет...
   - Я не знал ее. Но я уверен, что она была прекрасным человеком и замечательной матерью.
   Крис. Как он его отыскал? В любое другое время Маркус ощутил бы раздражение от того, что он застигнут вот так, со склоненной головой и влагой на ресницах. С раздетой донага душой. Но сейчас он чувствовал себя таким одиноким, таким покинутым и забытым... Словно он сам, словно это его недвижное тело было погребено в одной из старых могил, давно заросших сорной травой.
   Хорошо, что Крис здесь, рядом.
   А еще - стыдно. Нужно было предложить ему идти вместе, не расходиться. Вышло так, что Маркус бросил брата наедине с его горем, совершенно не подумав о том, что Крису там, у могилы Элизабет Блэквуд, тоже будет мучительно одиноко.
   Он поднялся на ноги и порывисто обнял брата. Обнял так крепко, как был только способен.

Но где-то есть тот дом, где мы всегда будем желанны,
А в этом доме тот, кто нас всегда поймет и простит.
И где-то есть хирург, что сотрет все эти шрамы,
И извлечет все пули у нас из груди.

   Они стояли так целую вечность. Молча - но им и не нужно было слов. Слова становятся никчемным, бесполезным звуком, когда начинает говорить и плакать сердце. Стылый октябрьский ветер хватал за горло и норовил забраться под пальто. Маркусу было плевать. Он так четко, всем своим существом чувствовал тепло чужого тела. Тихий огонь очага, к которому он спешил через миллионы вьюжных минут. Он чувствовал, как ледяное одиночество последних месяцев стремительно тает, сочась апрельской капелью.
   В крошечной часовне на западной оконечности кладбища кто-то заиграл "Ave Maria" на старом органе. Мелодия была негромкой, но очень чистой и ясной.
   - Пойдем к отцу? Вместе. Он был бы так рад тебя видеть, Крис...
   Никто из них ни разу не обернулся. И никто не увидел, как по темной, почти черной глади пруда пробежала тревожная рябь.
   Роберт Блэквуд был похоронен совсем рядом с местом, где были захоронения солдат Вьетнама. Ровные, будто по линейке вычерченные ряды одинаковых белых крестов. Лаконичные надписи. Кое где - алые гвоздики.  На одном трепетал на ветру полуистлевший флаг Соединенных Штатов.
   - Помнишь, как мы все вместе ездили на пикник на побережье? - Маркус светло улыбнулся. В их детстве определенно были хорошие моменты. Как они могли забыть обо всем этом, отгородиться друг от друга частоколом дурацких обид?
   - Отец учил нас разводить огонь в лесу. И вы все смеялись, когда я испугался ужа. А потом, когда стемнело, мы пели у костра, и Лиз показывала нам Полярную звезду. Хорошие были времена, верно? А еще...
   Маркус внезапно замолчал. Отчего-то ему стало так неуютно, так зябко... Беспокойно. Будто кто-то окатил его ведром ледяной воды. Будто кто-то прошел по его могиле.
   Он вдруг понял, что не так. Лепестки роз, которые они только что опустили к подножию памятника, быстро покрывались налетом изморози. Маркус выдохнул - и из его рта вырвалось облачко пара. Он поднял голову - и его буквально продрал мороз по коже. На десятках крестов, на каждом, буквально на каждом сидели птицы. Черные дрозды, вороны, галки... Откуда они все взялись? Их ведь не было, совершенно точно не было, когда они с Крисом сюда пришли!
  - Что за...
   Безмолвные. Неподвижные. Будто приклеенные к крестам. Маркус нервно сглотнул, медленно обводя взглядом ряды солдатских могил. Множество пар черных глаз-бусинок. Хищно загнутые когти, крепкие клювы. И черные, черные как смоль встопорщенные перья. Господи, да их же здесь не меньше сотни... Что вообще происходит?
- Крис... пожалуйста, скажи, что не я один вижу это.

Черные птицы слетают с луны, черные птицы, кошмарные сны...
   Черт подери, это же просто птицы, верно? Просто долбаные безмозглые птицы.
   Маркусу было настолько не по себе, что на мгновение все происходящее показалось ему дурным сном. Все это: кованые ворота кладбища, тихий пруд возле могилы матери, прихваченные инеем черные ягоды, колючие стебли роз, черные перья, черные блестящие бусины глаз...
   Мертвая тишина давила на уши. Он слышал только тяжелое дыхание Криса совсем рядом, только его напряженный голос. А ведь он тоже напуган, отметил Маркус каким-то краешком сознания, перехватывая у брата букет роз. Он прав. Им нужно идти, им не следует здесь задерживаться, чтобы ни означало это внезапное нашествие пернатых тварей.
   Они ничего им не сделают. Просто глупые птицы.
   Шаг. Другой. Птицы синхронно поворачивали головы, их глаза неотступно следовали за братьями. Фак... мороз по коже.
   Все не так уж и плохо, да? Они с Кристофером медленно шагали вдоль крестов и памятников, сопровождаемые безмолвным черным конвоем. И когда до могилы отца оставалось не больше трех десятков шагов, что-то случилось.
   Они все разом закаркали. Надрывно, хрипло, словно по приказу какой-то неведомой силы. Боже правый...
   Крис не выдержал первым.
  - Заткнитесь, мать вашу!!!
   Его повело в сторону, он зажмурился, зажимая уши ладонями.
   Вот сейчас. Прямо сейчас все эти твари сорвутся с насиженных мест. Их острые клювы и когти вопьются в плоть, станут рвать, терзать, кромсать. И они не успокоятся. Не придут в себя, пока хотя бы один из Блэквудов еще будет дышать. Сейчас!
   - Крис!
  Маркус выронил цветы и обхватил брата за плечи. Птичий клекот оглушал, и ему тоже до чертиков хотелось зажмуриться, заткнуть уши, сделать вид, что ничего нет, что ничего не происходит. Ему самому было дьявольски страшно. Потому что все это - нифига не нормально. Слишком странно, чтобы быть правдой. Слишком пугающе, чтобы это происходило наяву.
   Но его брат нуждался в помощи.
   - Тихо, тихо... они ничего нам не сделают, слышишь? - Маркус прижимал Криса к себе, затравленно озираясь по сторонам. Говорил - и сам не очень-то верил в свои торопливые слова. Он буквально всей кожей чувствовал волны тяжелой, мрачной злобы, исходящей от птиц. Кажется, они чувствуют их страх.

Черные птицы слетают с луны...

   Крис побледнел так, что Маркус в какой-то момент испугался, не потеряет ли тот сознание. Нет, нет, только этого еще не хватало - остаться с этими птицами наедине. Ну же, Маркус. Давай. Просто прогони их. Прогони их, мать твою!
   - А ну пошли прочь! Убирайтесь!
   Голос Блэквуда-старшего утонул в нескончаемом птичьем гомоне. Больше птицы не сидели спокойно. Каждая, каждая из них тревожно перебирала лапами, то и дело то одна, то другая тварь взмахивала крыльями, точно собираясь взлететь. Они были повсюду. Так много, так громко, так жутко. Так ненормально. Маркусу казалось, что еще минута-другая - и он сойдет с ума от этого сумасшедшего карканья и клекота. Хватит. Хватит!!!
   Они замолчали все разом - снова точно по команде. И разом сорвались с места, превратив воздух в месиво черных и серых перьев. Маркус инстинктивно прикрыл голову рукой - вот теперь-то эти птицы точно набросятся на них.

Черные птицы...

  - Испугались, парни?
   Маркус вздрогнул, стремительно поворачивая голову на скрипучий голос. Птиц не было. Совсем, будто все то, что творилось здесь минуту назад, было лишь плодом их с Крисом воображения.
   А вот старик в наглухо застегнутом черном пальто плодом воображения явно не был. Он благодушно дымил трубкой - Маркус такие только в кино видел. Улыбался, растягивая тонкие губы. Скрюченные артритом пальцы крепко сжимали набалдашник трости. Он слегка припадал на левую ногу. От водянистых светло-голубых глаз разбегались лучики морщинок, а возле рта залегла глубокая складка.
   - Да что за... - вырвалось у Маркуса, сердце все еще колотилось как бешеное. Что за день такой... кошмарный сон, птицы, теперь этот странный старик, взявшийся невесть откуда. Он покрепче сжал плечо Криса, недоверчиво разглядывая незнакомца.
   Тот не проявлял ни малейшего признака беспокойства, все так же пыхтел трубкой, тихонько посмеиваясь:
  - Мистер Гольдберг, я не представился, простите великодушно. Я часто здесь гуляю, знаете ли... так спокойно, тихо. Умиротворяет. Привожу в порядок мысли и чувства-с. Не бойтесь птиц. Порой их поведение может казаться странным, но они безобидны. Они наши друзья. Просто зима близко, вот они и слегка... - он сделал рукой неопределенный жест и усмехнулся.
  - Мы... - Маркус коротко переглянулся с братом. Отчего-то ему не нравился этот старик, совсем не нравился. - Все в порядке.
  - Ну бывайте, раз так.
   Мистер Гольдберг выпустил колечко дыма и, больше не глядя на братьев, неспешно зашагал вдоль могил и крестов. Маркус долго смотрел ему в спину, до тех самых пор, пока старик не скрылся за поворотом аллеи. И лишь тогда подобрал букет и потянул Криса за локоть:
  - Хрень какая-то. Ты в норме? Давай уже заканчивать со всем этим. Идем, уже недалеко.

Отредактировано Marcus Blackwood (2021-03-07 12:44:19)

Что-то не так.
   Это ощущение не покидало Маркуса, пока они торопливо, почти бегом, шагали к могиле отца. Нарастало, становилось все больше, давило на грудь мрачной неотвратимостью. Будто оба они - и Крис, и Маркус, совсем недавно перешли некую черту, отделившую привычный надежный мир от зловещего и враждебного.
   Черт возьми. Ему кажется, нужен Второй. Нужна эта язвительная ухмылка, трезвый расчет и циничное: "Ну ты и тряпка, Маркус. Испугался птиц, серьезно? Выдумал страх в своей собственной голове и умудрился ему поддаться. Может, тебе стоит сходить к психологу?"
   Нет. Никаких психологов. Он справляется. Справляется?..
   Что-то не так.
   Надгробие на могиле отца слегка покосилось, кое-где по серому мрамору змеился лишайник. Странно, памятнику и пяти лет еще нету...
   Маркус расправил розы, испытывая смешанные чувства. Порой ему казалось, что он ненавидит этого человека. Этого старого кобеля, не пропускавшего ни одной юбки в округе, изменявшего его матери. Интересно, а Лиз он тоже изменял? Но черт... не будь его отец таким кобелиной, Криса сейчас не было бы рядом с ним. Он остался бы совсем один, и...
   - Маркус, ты это видишь?
   Голос брата звучал так натянуто и напряженно, что в первый момент Маркус глупо подумал о призраке. Ну а что... кладбище, все эти странности... Но Крис показывал прямо на надгробие, и Блэквуд-старший невольно проследил за его взглядом.
   Перечел написанное. Еще раз. Моргнул. И прочел снова, всматриваясь в каждое слово так, будто оно было ядовитой змеей, раскрывшей свою зловонную пасть.

  "Кристофер Блэквуд
23 октября 1969 г. - 23 октября 1992 г."

   - Я вижу... - губы слушались плохо, и слова давались Маркусу с изрядным трудом. Он накрепко вцепился в рукав куртки брата и растерянно, обреченно выдал:
  - Только там не мое, а твое имя. И дата...
   До дня рождения - смерти? - Криса осталось двенадцать дней. Маркуса мороз продрал по коже. Он бросил цветы к подножию памятника и стремительно развернулся, волоча брата за собой по дорожке.
   - Поехали отсюда. Сейчас же!
   Бред. Это все бред какой-то. Крис не может, не может умереть через двенадцать дней! Это чья-то идиотская шутка, а может, извращенные шуточки сознания, массовая паранойя, помешательство. Маркус готов был списать странности этого дня на что угодно, лишь бы не думать о том, что с Крисом и правда может случиться что-то плохое.
  - Нам просто... просто показалось, - бормотал он, задыхаясь от быстрого шага,  сворачивая на широкую аллею, ведущую к выходу с кладбища. Пытаясь убедить в правоте своих слов то ли брата, то ли самого себя.
   Перед глазами все еще стояла высеченная в камне надпись. 23 октября 1992 г.
   
   Что-то не так, Марки? Ну конечно, что-то не так. Быть может, ты просто рехнулся, поехал кукухой, спятил? Может, тебе место в сумасшедшем доме? В палате с мягкими стенами, где ты будешь пускать слюни и пугать свои безумием санитаров?
   Я знаю тебя как никто другой, Марки. Страх порой принимает странные формы.
   Ты не послушался меня, ты снова связался со своим ничтожным братом, и ты поплатишься за это, вот увидишь.
   Я умею ждать. О, я умею это лучше всего на свете.
   Ты нуждаешься во мне, верно? Ты не можешь без меня. Потому что ты слабак, Маркус. Уже сейчас ты чувствуешь это. Чувствуешь, как молоточек в твоем мозге отстукивает "Мне нужен Второй".
   Но я подожду. Ты потерялся, Марки.
   Твоя потребность во мне однажды станет мучительной, нестерпимой. Ты будешь жаждать меня так же сильно, как твой брат жаждет очередную дозу кокса. А, может даже еще сильнее.
   И вот когда ты сдашься, когда будешь подыхать без меня, как бездомная собака... вот тогда я вернусь. И больше ослушаться ты не посмеешь.

   В машине Маркуса чуточку отпустило. В боковое зеркало он видел, как смотритель кладбища провожает "Фольксваген" долгим, пристальным взглядом. Он медленно выдохнул и посмотрел на Криса:
  - У этого всего есть объяснение. Может, мы оба слишком вымотаны. Ты всю ночь не спал, я спал мало, снились кошмары. Вот и кажется всякое...
   Маркус колебался. Сказать или не сказать? Крис и так напуган, а он обещал беречь его. Но и держать это в себе было невыносимо.
   - Я видел дату твоей смерти, Крис. 23 октября этого года. Хрень какая-то... - он нервно усмехнулся, покачал головой и зашарил правой рукой в кармане. Черт, где его сигареты?
  - С тобой все будет хорошо, слышишь? - Маркус поймал взгляд Криса в зеркале заднего вида. - Я не допущу... ты меня понял, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось! Сигарету дай.
   Он так хотел его успокоить. Защитить. Уберечь.
   Но кто успокоит тебя самого, Маркус? Ведь там была и твоя дата смерти тоже.

Отредактировано Marcus Blackwood (2021-03-22 15:41:24)