MARCUS BLACKWOOD
Chris Wood

Полное имя персонажа: Маркус Блэквуд

Дата рождения и возраст: 20 октября 1969 г., 23 года

Занятость: художник, в недавнем прошлом - вольный слушатель кафедры патологии в чикагском Университете медицины и науки "Розалинд Франклин"

---

"Знакомьтесь, леди и джентльмены. Маркус Блэквуд, один из величайших художников современности. Что? Никогда о таком не слышали? Ни единого разочка? Серьезно?..."
   Маркус II смеется. Злорадно, с легкой хрипотцой.
  "Слышишь, Маркус, дорогуша? Эти люди в твоем задрипанном родном городке знать о тебе не знают. Сказать, почему? Да потому что ты долбаный неудачник, а твои, с позволения сказать, картины, - просто убожество. Давай, тешь себя мыслью о том, что однажды ты напишешь поистине великое полотно и прославишься. Заведешь армию сумасбродных фанатов, счет с десятью нулями в банке и невесомую крошку-музу, которую будешь жестко драть по ночам. Вот только мы-то с тобой знаем, что все это - полная хрень. Ну кому к дьяволу нужен твой "Пенобскот на закате" или "Крестон-Пик. Звездная ночь"?
  - Кофе, чай черный, зеленый?
  "Попроси кофе".
  - Зеленый чай, будьте добры.
   "Идиот," - Маркус II демонстративно закатывает глаза. Маркус до боли в скулах сжимает зубы, обжигая пальцы о пластиковый стаканчик с чаем. Делает глоток и снова отворачивается к иллюминатору. До Бостона чуть меньше часа пути. Потом еще четыреста километров до Бангора на арендованном "Фольксваген Жук" - и он будет дома. Там, вероятно, Маркус II наконец присмиреет и заткнется.
  "Зачем тебе все это дерьмо, Маркус?"
   Еще глоток из стаканчика. Чай слегка горчит.
  "В Чикаго у тебя были хоть какие-то перспективы. Вольный слушатель в "Розалинд Франклин", занятия в анатомическом театре..."
  - Ты же знаешь, мне никогда это не нравилось!
  "Да брось, Марки! Знаешь, сколько денег зашибает в месяц самый плохонький патологоанатом? Столько, сколько тебе своей мазней и за год не заработать. А ты еще смеешь артачиться. Я, между прочим, добра тебе желаю".
   - Заткнись, ради всего святого, просто заткнись.
   - Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир экипажа. Наш самолет готовится к посадке в аэропорту Логан, Бостон. Местное время - 20:53, температура воздуха -2 градуса, небольшой снег. Пожалуйста, не отстегивайте ремни безопасности и оставайтесь на своих местах до полной остановки воздушного судна.
   Черный "Жук" невесомо скользит сквозь снежную пелену. Тихо, так тихо, что Маркус, кажется, слышит биение собственного сердца. Ему редко удается послушать тишину, и сейчас он улыбается - впервые за долгое время. К черту Маркуса II. Он едет домой. Туда, где его ждет Крис.
   Чикаго останется в прошлом. В том самом прошлом, на задворках которого хранится столько флешбеков, что порой становится страшно. Если бы Маркуса спросили, с какого момента началось "все это дерьмо", как выражается Маркус II, он бы ответил: "С дня, когда умерла мама".
   Все пошло наперекосяк. Каково это - чувствовать, что ты вдруг перестал быть центром Вселенной? Такой уютной и безопасной, такой надежной, вызывающей доверие... Каково это - понимать, что тебя предали? Каково это - познакомиться со своим сводным братом и осознать, что твой отец не в состоянии контролировать собственный член чуть более, чем полностью, мать его? В тот день впервые появился Маркус II. Ненавязчиво и почти неосознанно. Просто когда Маркус пожимал руку Кристоферу, выдавливая "Привет", кто-то в его голове отчетливо произнес:
  "Он мне не нравится. Совсем не нравится".
   Маркус менялся. Иногда он был, как и прежде, покладистым и послушным мальчиком, доброжелательным и дружелюбным. Но шли годы, и Маркус II становился все сильнее. Порой он пугал Маркуса до чертиков, когда предлагал - непонятно, всерьез или в шутку? - задушить мачеху подушкой или толкнуть сводного брата под машину на прогулке. Маркус учился с ним ладить. Учился скрывать его от окружающих. Удавалось не всегда, ибо Маркус II был той еще циничной скотиной и провокатором, но... он был единственным, кто никогда не лгал Маркусу. И пусть правда была порой отвратительной до горечи, пусть от нее хотелось волком выть, в глубине души Маркус ценил это. Наверное, это было ужасно, но с Маркусом II он чувствовал себя сильнее.
   Он ценил... и боялся. Боялся своего темного второго "я", боялся того, что он может натворить, если в один прекрасный день потеряет над ним контроль. Пока ему худо-бедно удавалось справляться, хотя порой были моменты... Жуткие. Туманные. Катастрофические. Маркус старался о них не думать. Потому что если он станет думать, сомнения сведут его с ума. А может, он уже сумасшедший?
  "Скажи-ка, Марки, как получилось, что ты выжил в ту ночь, когда в пожаре погибла Рейчел? У тебя ведь ни царапины не было, верно?"
   Верно, черт тебя подери. Но разве не за этим он возвращается в Бангор, чтобы покончить с прошлым и начать все сначала? Чтобы помириться с братом, чтобы отремонтировать опустевший родительский дом. Чтобы исправить ошибки - пока еще можно что-то исправить. Чтобы снова почувствовать себя счастливым.

Пример игрового поста:

Девушка обернулась. Кажется, заметила Палача. Кай не отвел взгляда, небрежно стряхивая пепел. Слишком поздно что-либо менять. Этой миловидной блондинке осталось жить считанные часы, при чуть менее удачном раскладе - считанные дни. Тик-так.

Беги на цыпочках. Беги тихонечко.
Беги, чтоб он не видел тебя.

   Убежать от того, кто уже сделал выбор? Смешно, право слово. Майер уже чувствовал это - кожей, пальцами, пульсом по венам. Восхитительное, пьянящее, обволакивающее все существо ощущение всесилия, которое может подарить только азарт охоты. Ату, ату ее! То чувство, когда за спиной будто вырастают крылья, и ты отдаешь себе отчет, что способен совершить невозможное. Все, абсолютно все, беспрепятственно, почти играючи, понимаете? То чувство, когда в твоих руках - тонкая нить чужой жизни, натянутая до упора, до немыслимого предела, до тончайшей, неуловимой вибрации.
   Первый после Бога.
   Кай помнил. Помнил все: и фатальную ошибку первой и последней чикагской декорации; и визит торжествующего младшего братца, чтоб его собаки загрызли; и ненужную, нелепую драку возле клуба Хортона. Помнил его квартиру и ту девчонку, которая могла бы - могла бы! - стать его живым щитом при отходе сквозь кольцо полицейских. Помнил психиатрическую клинику, где его методично и расчетливо накачивали транквилизаторами и еще черт знает какой гадостью. Помнил свое спасение и проклятие - Вацлава Боратянского, едва не отправившего Художника Смерти на тот свет. Помнил, как покидал Чикаго, уезжая в никуда, оставляя за спиной боль, потери, внутренний надлом... Маленькие трагедии большого города.
   Но еще Майер помнил, каково это - быть первым после Бога. Безоговорочная уверенность в собственной правоте.
   Грешен ли я, падре? Грешен, разумеется. На моих руках - кровь тринадцати человек. Нет, четырнадцати, если считать самое первое убийство, еще неосознанное, неоформленное, но положившее начало истории того, кого совсем скоро станут называть Палачом из Бронкса.
   Грешен ли я, падре? Грешен... Но разве грех - являть людям истинную, непорочную, безупречную красоту бытия? Хрупкость и величие Жизни и Смерти? Разве грех - заставить их вспомнить о чем-то, кроме шмоток, бургеров из фастфуда, счета в банке и сисек смазливой секретарши? Грешен ли я?..

Беги на цыпочках. Беги тихонечко.
Беги, чтоб он не видел тебя.

   Кай шагал за блондинкой - будто связанный с нею невидимой нитью. Не скрывался в толпе: какой смысл скрываться от той, которая никогда и никому не расскажет, чьи глаза она видела в последнее мгновение своей жизни?
Порой Майеру было интересно: что чувствуют его жертвы? Неужели под ложечкой ни разу не екнет, ни разу не сработает пресловутое шестое чувство, интуиция, инстинкт самосохранения, в конце концов? Чувствуют ли они, догадываются ли они, что их земной путь будет вот-вот окончен? Считанные часы, считанные минуты. Тик-так.
Девушка свернула в один из переулков. Художник улыбнулся - искренне, открыто, пожалуй, даже с благодарностью. Он еще плохо знал Новый Орлеан, но был уверен в силе того, что люди зовут Провидением. Он выжил, он прошел через личное чистилище, он выкарабкался - так неужели затем, чтобы все пошло прахом? Нет, нет, прекрасная Леди Смерть не оставит того, кто так любовно и трепетно собирает для Нее урожай.
   Еще несколько минут - и блондинка скрылась за старым грязноватым забором, за которым возвышалось недостроенное здание. Черт, серьезно что ли? Кай даже чуть притормозил. Можно ли было мечтать о большей удаче? Заброшенная стройка с мертвой заржавевшей техникой, где не то что людей - бездомных кошек не отыскать. Что ж, все складывается даже лучше, чем Майер предполагал в самых смелых своих планах. На ходу вытягивая узкий тонкий нож, он торопливо последовал за девушкой, не задумываясь о том, то ей могло понадобиться в таком странном месте. Все идет так, как и должно было случиться.
   Случилось бы. Непременно случилось бы. Если бы только блондинка вдруг не повернулась к маньяку лицом - как раз в тот момент, когда тот уже готов был нанести удар.
- Привет, Кай.
   Вам в грудь когда-нибудь прилетала очередь из крупнокалиберного пулемета? Наотмашь,
безжалостно, не давая опомниться? Кай замер, ощущая, как кончики пальцев наливаются холодом. Откуда она знает?
Этот голос. Майер готов был поклясться, что уже слышал его прежде. Что ему до боли знакомы эти интонации, этот легчайший иллинойский акцент. Говори. Продолжай. Остановись!
  - Ты...
  Он не верил. Все еще не верил. Невозможно, невероятно, непостижимо. Та, кому принадлежал этот голос, осталась в Чикаго. На глубине полутора метров под землей, в тесном деревянном ящике, придавленная тяжелой мраморной плитой с равнодушной, холодной надписью. Он сам приносил ей цветы...
   Голос, чертовски знакомый голос принадлежал девушке, которую Кай определенно видел впервые. Другие черты лица, другие скулы, другой изгиб губ, иная линия переносицы... Будто некий насмешливый и злой гений решил сыграть с Художником Смерти забавную шутку: заставить его вернуться на два года назад, поверить в то, что его Несс, его Харли - здесь, совсем рядом. Только руку протянуть.
  - Ты...
   Нож выпал из внезапно ослабевших пальцев Майера. Он шагнул к девушке - будто шагая через тысячи лет, через тысячи километров, через тысячи пропастей, разделявших их все это время. Глаза. То самое зеркало души, которое не лжет. Глаза были ее. И улыбка - этот характерно приподнятый уголок губ, один чуть выше другого. Кай поднял руку, все еще не веря, боясь поверить... и в то же время отчаянно, до тесноты в груди надеясь, что не ошибся, что здесь и сейчас он наблюдает маленькое чудо. Магия, не иначе. Прохладные пальцы касаются щеки девушки, скользят по волосам ласково, бесконечно бережно... И вдруг - Художник грубо наматывает светлые пряди на кулак, притягивает блондинку вплотную к себе, обхватывая свободной рукой ее скулы. Шипит зло, с едва сдерживаемой яростью, со жгучей, нестерпимой болью - почти что в чужие губы:
  - Какого дьявола, Несс?! Я думал, ты умерла! Ты знаешь... знаешь, что я чувствовал, когда принес розы на твою могилу? Знаешь?! - Кай срывается на крик, сильнее стискивая пальцы на скулах девушки. - Ты обманула меня! Солгала мне! Мне! За что?.. За что?!

Связь с игроком: https://vk.com/id316300546