Разбудил ее вовсе не луч света, и не шум включающихся газонокосилок, и не моторы начинающих выезд на редкие воскресные дела машин. Джесс проснулась от холода и тревоги, колющей и разрывающей изнутри. Стоило ей открыть глаза, как тревога перешла в физическое состояние, превратившись в тянущую внизу живота боль. Он был не слишком чуток и осторожен, как и все, делал то, что было нужно ему: медленно, быстро, грубо, иногда с закосом на нежность, но всегда только для себя. И всегда долго.
Произошедшее пронеслось перед глазами, как сон. Тот самый, что снился ей почти постоянно, а теперь выбрался в реальность и смеялся, доказывая, что ни один кошмар не сравнится с тем, что может произойти на самом деле. И вот она тут, в одной постели со Стэнли Данстоуном, пришедшем с работы, и, как робот, запрограммированный на одно и тоже действие, не потрудившись даже растолкать ее, улегшийся на свое место подзарядки на краешке кровати.
Джесс не смутилась, просто, открыв глаза, смотрела на темные подрагивающие во сне ресницы и ни о чем не думала. Она ждала его еще в первый раз. И, возможно, еще немного во второй. Но точно перестала даже вспоминать его в третий, когда Данстоун заставлял ее быть громче, может специально, чтобы сын услышал.
Она сомневалась, что если Стэнли проснется, между ними случится разговор, но ей все равно не хотелось, чтобы он наблюдал и слышал - даже молча, даже отвернувшись к окну, - как она собирает вещи по комнате, поэтому Джесс встала аккуратно, несмотря на всю боль и слабость. Медленно и методично - мозг, в отличие от мышц, разгонялся и был готов к активной работе - она переходила от одной вещи к другой, не позволяя себе ничего забыть. Еще лежа на кровати, придавленная и надежно удерживаемая сильными руками, она пересчитывала слетающие с нее вещи, а теперь лишь возвращала счет в обратную сторону - натягивала трусики, юбку, бюстгальтер и блузку, забрала с пола упавшую заколку. Пересчитала и валяющиеся горкой использованные презервативы, смакуя и вспоминая каждый оргазм Данстоуна с особой мерзостью. В какой-то момент она даже подумала, что в этот раз старика хватит инфаркт, но… нет. Таких презентов жизнь Джесси Кольтер не швыряла.
Наконец, спустя бесконечно долгие минуты, Джесс подхватила сумку и вышла из комнаты, не оборачиваясь на Стэнли. Не хотелось узнать, что он все это время не спал, даже если это было так. А если спал, то тем более не имел никакого значения. Свое он тоже уже наверняка получил, полночи осознавая степень ненависть собственного отца, и получит еще, когда ему придется собственноручно выбрасывать папашину сперму.
В отличие от комнаты, в коридоре она уже не сдерживалась и вышла из дома так быстро, как могла. Воздух должен был помочь, но лишь сдавил легкие, давая дышать только мелкими глотками.
В доме снова нужно было быть тихой, но Джесс затрясло и пришлось ускориться, спотыкаясь о ступеньки. Сколько времени? Бабушка заметила ее отсутствие? Часы, мерно тикающие и ни во что нихрена не врубающиеся, показывали что-то около пяти, что означало - до пробуждения Розалин всего час - полтора. И это будут бесконечные девяноста минут, когда она не рискнет включить воду в душе и отмыться, чтобы не привлечь к себе внимание.
Она так и легла в кровать, бесконечно пропахнув Данстоуном, смазкой с презервативов и потом. Волосы запутались, все тело замерзло, а бедра горели, словно их вымазали острым соусом. На них и, наверняка, на нежных запястьях еще выступят синяки.
Но гораздо больший бардак был в голове. Она думала о произошедшем, путаясь во времени и хронологии. Она пыталась вспомнить сказала ли она хоть раз "нет"? Вроде да… Насколько понятно она сказала? Джесс боялась, что выражалась слишком сдержанно.
Она думала о том, что ничего особенного не произошло. Все как всегда. Но внутри рыдал целый хор, который нельзя было заглушить простыми оговорками и второсортной ложью.
Было очень холодно, но где-то глубоко внутри, а не снаружи. Джесс поняла, что отключается, какой-то тумблер постепенно отрубал одну эмоцию за другой, позволяя одновременно и жить, и умирать.
Она знала, что внизу в шкафу есть бутылка джина, к которой изредка прикладывалась бабушка. У нее были таблетки, как всегда в избытке. Нет ничего проще, чем совместить две субстанции.
Ей никогда не хотелось умирать, но представляя, что скоро ей придется встать, жить и улыбаться, Джесс это показалось неплохой альтернативой. Наученная горьким опытом, она знала, что такие вещи лучше делать тихо, вовремя и без внимания посторонних. Бабушка уедет в церковь? Потом останется там на какие-нибудь… дела? Джесс очень на это рассчитывала. Идеально было бы выйти из дома и сделать это в другом месте, но, конечно, нет, это невозможно. Особенно учитывая, что Розалин заберет машину. Но даже с ней она не думала, что была готова забраться так далеко.
Мысли и планирование отвлекли, Джесс почувствовала облегчение: скоро ей не придется ни о чем волноваться. Она даже смогла встать и, скомкав всю одежду, бросить ее на пол, затолкав под кровать. Смогла спуститься вниз и забрать бутылку джина, отпив из нее пару глотков.
В пачке оставалось ровно две сигареты, а в комнате Розалин что-то стукнуло о пол - бабушка готовилась к обычному утреннему подъему. Сейчас или никогда. Джесс замялась, открыла окно и решила выкурить остатки. Выбор в пользу никогда пришел еще на первой затяжке и утвердился, когда она взяла вторую, сминая пачку в приятно шуршащий в кулаке комок.
Джесс лежала в кровати, укутавшись в кокон одеяла, когда Розалин заглянула в комнату.
— Ты дома! Я думала, что...
— Я была дома, ночью пила твой джинн, теперь мне плохо, — вяло проговорила Джесс, готовясь стерпеть шквал колких, болючих укоров, но Розалин лишь подошла ближе и положила теплую ладонь ей на лоб.
— Горишь, — только коротко констатировала бабушка, словно забыв о том, как сильно они поцапались накануне и о своем бойкоте относительно внучки. — Сейчас такой грипп ходит, у миссис Парсонс все внуки…
— Ба, все хорошо, собирайся в церковь. Я в порядке, — прошептала Джесс, закрывая глаза.
— Ладно, не буду сегодня задерживаться. И заеду в аптеку, — на удивление нежно пообещала Розалин.