Мальчик талантлив. Ричи довелось перечитать достаточно как достойной литературы, так и откровенного дерьма, маскирующегося под современную беллетристику. Уж отличить действительно хороший слог от графоманского шлака он сумеет. И в силу профессии попросту не может пройти мимо ребенка, который не в пример некоторым своим сверстникам, иной раз не способным сложить два слова в предложение, пишет кое-что поинтереснее шаблонных сочинений о летних каникулах.
Да, ему придется еще много работать. Придется научиться избавляться от лишней словесной шелухи. Дать немного свободы читателю, позволить додумывать, но не забывать направлять. Потрудиться над диалогами (с социальной адаптацией у мальчишки, откровенно говоря, все-таки некоторые проблемы, что только подтверждают порой местами деревянные реплики персонажей и неестественно внушительные монологи). Получить далеко не одно письмо с отказом от редакции, но если опустить перечисленные детали —
мальчик объективно талантлив.
Литературные кружки, семинары, курсы и прочая ересь, где кураторы обещают сделать из участников первоклассных писателей, только поганят авторское воображение. Талант, в конце концов, или есть, или его нет. И никакой официального вида бумажкой вроде сертификата об успешном окончании его не купить. Разве что подтереться, как и той паршивой писаниной, что выходит из-под пера дипломированных сочинителей. Однако критика — здоровая критика — еще никому не помешала.
Листы с правками (больше, скорее, пометками) Ричи оставляет на рабочем столе еще в прошлое воскресенье. Он — далеко не литературный редактор и совсем не многоуважаемый Остин Райт, чью лекцию довелось посетить пару лет назад в Огайо, но выстраданная между временными подработками и воспитанием ребенка магистратура чему-то да научила. Джой назвала бы мальчишку вторым Адамсом, и они бы непременно поспорили: Финеас, хоть в его текстах и прослеживается влияние господина Дугласа, отличается уникальным видением. Будет крайне обидно, если ребенок в какой-то момент решит завязать с сочинительством.
Сейчас, впрочем, Ричи больше беспокоит не это.
Подростки нередко страдают от непонимания. И если у одних проблемы рождаются и погибают с возрастом исключительно в головах, то другие не могут от них избавиться годами. Неблагополучные семьи, как их деликатно называют социальные работники, не становятся образцово-показательными после работы с психологами в одночасье. Как синяки и гематомы, которыми щедро награждают детей «любящие» родители, не сменяются ласковыми объятиями и похвалой. Но семья Финеаса Рида — вовсе не этот случай. Они больше напоминают идилличную картинку с обложки ежемесячного каталога мебельного магазина. Не хватает только золотистого ретривера для полного соответствия с американской мечтой. И тем не менее Ричи замечает перемены. Трудно игнорировать трансформацию вполне жизнерадостного ребенка в затравленного щенка.
Ричи тушит сигарету в жестяной банке, тщательно придавливая окурком еще алеющие угольки. Окно в его кабинете остается открытым, даже если температура воздуха опускается до не самой комфортной. Запах сигаретного дыма выветрится еще до назначенного часа, как он надеется. Учитель, как бы избито ни звучало, обязан подавать пример. А вдоволь насмотреться на пагубные привычки дети могут и за пределами школьных реалий.
Вытряхивая импровизированную пепельницу, он с горькой мстительностью представляет выражение лица Джой. Она кошмарно бесится, раз в полтора месяца заметив не опущенный стульчак. А уж сигареты. Да еще и дома. Катастрофа и апокалипсис в одном флаконе.
Задумавшись, он совершенно теряет счет времени. И потому вздрагивает, когда тишину режет дверной звонок.
— Захватить тебе содовую? —  Ричи спрашивает уже по пути на кухню. Финеасу не требуется навигационных инструкций, чтобы найти нужную дверь.
Две банки он вытаскивает из холодильника, хотя сам бы предпочел бутылку легкого лагера. Неформальная обстановка занятий располагает. Он предпочитает не отделять себя от ученика рабочим столом, чтобы избежать аналогии с директорским кабинетом, который и самого Ричи, признаться, пугает по сей день. Прогрессивные методы воспитания. Так, кажется, с гордостью говорила Джой. До того, пока не сочла именно их первопричиной убийства Саймона.
— В целом очень даже неплохо, — под конец резюмирует Ричи и, поправив съехавшие очки, отдает рукопись Финеасу. Примостившийся на краю стола, он едва успевает себя остановить, чтобы не потянуться в ящик за пачкой винстона. Побывать в шкуре отца пятнадцатилетки ему так и не довелось. А разница в три года, если речь о подростках, довольно ощутима.
— Задержишься на минуту? — мальчишка торопливо шуршит листами, упаковывая их в рюкзак. Из-под стопки бумаг на столе Ричи вытягивает откопированный перевод статьи Барта и вручает вдогонку финеасовой рукописи. —  «Смерть автора», конечно, не самое легкое чтиво, но основной мотив будет понятен, — уголки губ Ричи дергаются в короткой улыбке. Теоретические материалы они успеют обсудить как-нибудь потом.
— У тебя что-то случилось, Финеас? — протерев стекла очков краешком футболки, Ричи внимательно смотрит на мальчишку. — Ты, разумеется, можешь не рассказывать. Приватность, в конце концов, фундаментальное право человека. Но я интересуюсь не из праздного интереса, — он снова улыбается, больше по-дружески. Любой психолог справился бы гораздо лучше. Но мальчишка ему нравится, и закрывать глаза на очевидные перемены попросту невозможно.

На роль детского психолога он, разумеется, не претендует. Нет должного образования. Однако в свое время они с Джой перечитали уйму литературы, вдохновленные тем, что смогут воспитать ребенка в соответствии с рекомендациями прогрессивных профессионалов. Собственный опыт как отца и стаж работы с ученикам дают о себе знать. Ричи не сводит изучающего взгляда с мальчишки, подмечает детали, дерганые движения, гримасу боли, мгновенно сменившуюся нацепленной (отточенной до совершенства) улыбкой. И делает выводы. Весьма неутешительные выводы.
— Хорошо, — наконец прерывает паузу Ричи, коротко кивая. Финеасу всего пятнадцать. Не так много, чтобы перестать стесняться и выложить все начистоту. Иной раз и взрослые люди совершают всю ту же ошибку: боятся показаться слабыми, жалкими или смешными. Даже несмотря на то, что знают — проблемы сами собой не рассасываются, как синяки, расцветающие от случайного соприкосновения с косяком или острым углом прикроватной тумбы. Но мальчик достаточно взрослый для права на приватность. Ребенок, в каком бы он возрасте ни был, остается личностью, которую следует уважать, как любого совершеннолетнего собеседника.
— Хорошо, — повторяет Ричи куда бодрее. Саймон однажды в пух и прах умудрился рассориться со школьным товарищем. И почти целую неделю (едва ли не вечность по детским меркам) ходил угрюмый, мрачный и (Джой тогда не на шутку перепугалась) на удивление взрослый. Разговорить его у Ричи далеко не сразу, но все-таки получилось. Дружеские отношения, установленными между ними, оказались куда действеннее осторожных попыток Джой вытянуть признание. Ласковая и заботливая мать, безусловно, нужна каждому ребенку. Но в некоторых вопросах приятельская беседа предпочтительнее.
— Ты торопишься? — дернув бровью, уточняет Ричи и бросает взгляд на наручные часы. Стрелка давно перевалила за полдень. Но до темноты далеко. Пожалуй, он может себе позволить задержать Финеаса еще немного. — Готовлю я на порядок хуже, чем разбираюсь в литературе. Так что как насчет пиццы? — он дружеским жестом сжимает его плечо, поднявшись, и подмигивает. — Покажу тебе одно любопытное место, если ты, конечно, еще сам не успел там побывать.
Ключи от Невады Ричи отыскивает на крючке в прихожей и на всякий случай захватывает джинсовую куртку. День довольно теплый, но никогда не угадаешь, как изменится погода к вечеру.

Припарковавшись на Уилсон-стрит, Ричи оставляет мальчишку в машине. Старине Эдварду потребуется не больше пятнадцати минут, чтобы запечь и упаковать с собой маргариту. Гений маркетинга или попросту редкостный пройдоха сочиняет прохладные истории о своих итальянских корнях, в которые мало кто верит. Но дело свое знает отлично. Спустя четверть часа Ричи вручает Финеасу горячую коробку и проворачивает ключ в замке зажигания. Бангор, в отличие от того же Портленда, город крошечный, и чтобы исколесить его вдоль и поперек хватит часа.
Следующую остановку он делает уже у старого парка. Ворота, густо обвитые плющом, заперты много-много лет. Но Ричи еще мальчишкой обнаружил лазейку в заборе по левую сторону от главного входа.
— Твои родители убьют меня, если узнают. Смекаешь, приятель? — Ричи усмехается, оглянувшись через плечо. Тропа, которую они вытоптали много лет назад, давно поросла высокой травой.
— Это где-то здесь, — бормочет он. Частично пожелтевшая осока царапает предплечья, и на мгновение Ричи кажется, что он не найдет то самое место. Но опасения не оправдываются. Отогнутый кем-то металлический прут, покрытый многолетней ржавчиной, никуда не делся.
— Только пообещай мне, что не будешь сюда ходить в одиночку, — предупреждает он, когда наконец останавливается у покосившегося и изъеденного коррозией колеса обозрения.
Ричи бросает широкую куртку, приминая траву, и плюхается сверху. Пицца еще теплая, и он, дожевав кусок, шарит в кармане куртки в поисках салфетки.
— Говорят, что механики знали о неисправности еще до того, как случилась трагедия. Но ничего не сообщили начальству. Побоялись остаться без работы, — Ричи замолкает ненадолго. А затем переводит взгляд на усевшегося рядом Финеаса. — А по моему мнению, глупости. Никто бы их не уволил. Зато удалось бы избежать нескольких смертей. Все еще не хочешь рассказать, почему плохо спишь, дружище?

Своего отца Ричи толком не знает. У него остаются лишь бессвязные обрывки воспоминаний. Россыпь лиловых синяков на тоненьком предплечье Мэйбл. Гудящая боль в затылке. Вопли комментатора из радиоприемника. Второй тайм, Кливленд Индианс снова продувают. Отборная брань и вечный смрад перегара. Его образ, собирающийся из огрызков прошлого, ни разу не привлекательный. И Ричи старается изо всех сил не остаться для Саймона таким же пугающим монстром, каким был для него собственный отец.
На первый взгляд отец Финеаса нисколько не напоминает тех родителей, чьи дети не видят их сутками, а если и видят, то поскорее желают скрыться в своей комнате, чтобы не попасть под горячую руку. Но по разволновавшемуся мальчишке Ричи определяет дефицит внимания. Отцовского внимания. И ему становится совсем не по себе: Эллиоту Риду несказанно повезло, что его сын — жив, здоров и не попал в поле зрения ублюдка, принявшегося вырезать мальчишек. Однако Финеас, вместо того, чтобы откровенно поговорить с отцом, в итоге ищет поддержки у, по сути, постороннего человека.
Когда он все-таки заговаривает, Ричи невольно приподнимает брови. Николас — вежливый мальчик, успевающий по всем предметам («взошедшая звездочка на небосклоне школы», если цитировать миссис Кларк), — вдруг оказывается причиной, по которой его сводный брат из восторженного мальчишки превращается в забитого подростка.
Ричи не перебивает и вовсе не вмешивается в короткий монолог, позволяя Финеасу договорить. Признание выходит скомканным, абстрактным, но основной сути это не меняет. Он какое-то время молчит (по привычке пытается нащупать в кармане пачку сигарет, но потом вспоминает, что рядом с ним — несовершеннолетний ребенок, при котором курить школьному преподавателю не следует), а затем убирает со лба растрепанные ветром волосы пятерней. Финеас слишком открытый ребенок, чтобы клеветать из ревности. Такие дети не выдумывают мстительные небылицы. Это удел избалованных оболтусов, чей эгоцентризм по неосмотрительности активно пестуется родителями с малых лет.
— У твоего отца отношения не с твоим братом, Фин, — если говорить с детьми, как с равными по возрасту, они куда серьезней относятся к информации. Они с Джой это выяснили в процессе воспитания Саймона. Только у нее все равно не всегда получалось избегать идиотского аргумента «потому что я так сказала».
— Самоотверженность слишком идеализируется. Понимаешь, о чем я? — Ричи внимательно смотрит на Финеаса и продолжает лишь тогда, когда мальчишка медленно кивает. — Твой отец не будет счастлив, если узнает, что несчастен ты. А прикидываться вечно, уж прости, у тебя не получится. Ни у кого бы не получилось. Если Ник тебя обижает, ты должен сказать отцу. Он обижает тебя, Финеас?
Потихоньку закатывающееся солнце слепит, и Ричи приходится закрываться от него ладонью, иначе из-за бликующих очков совсем ничего не видно. Стрекот цикад из высокой травы будто становится еще громче; мальчишка молчит, словно никак не может решить: говорить правду или снова попытаться увильнуть от честного ответа. Но Ричи уже не требуется никакого подтверждения. Финеас сомневается. А это верный признак того, что Ричи своим предположением попал в самое яблочко. Сто баллов из ста возможных и огромный плюшевый кролик на ежегодной ярмарке.
И что с этим знанием делать ему, Ричи пока представляет смутно.