Небольшой кабинет в редакции местной газеты Этвуд делил только с одним журналистом – Саймоном Уилсоном, полным, потным, мужчиной  лет пятидесяти, так и не научившимся работать за компьютером и набиравшим статьи на старенькой печатной машинке. Своей собственной, поскольку электрическую, приобретённую редакцией специально для него, сослал в глубины старого книжного шкафа, забитого его личной копией архива «Бангор Дэйли ньюс», книгами, альбомами с вырезками и прочим хламом. За несколько месяцев работы с Уилсоном, Эрик убедился, что в его шкафу можно отыскать массу экстренно необходимых вещей – от початой бутылки «Джонни Уокера» и лейкопластыря до теннисной ракетки и баночки талька.  Стол Уилсона был завален бумагами и газетами, а жалюзи на его стороне окна всегда были опущены, но при этом настольная лампа с длинной, но складывающейся вдвое ногой и колоколообразным металлическим плафоном, всегда горела.  Кнопка на круглой подошве лампы давно была вдавлена и не работала, поэтому лампу можно было выключить, только выдернув вилку из розетки, что являлось для Уилсона своеобразным ритуалом в конце рабочего дня.
Если же он покидал редакцию раньше, выключать лампу приходилось Эрику или Мадлен, сорокалетней секретарше, всю свою жизнь проработавшую в приемной этого издания.
Если кто-то и узнал миссис Райт при первом её появлении в редакции, так это была Мадлен.  Во всяком случае, пожимая руку Шерил, она с воодушевлением повторяла «я так рада познакомиться» и «это такая честь».
За небольшое злоупотребление служебными возможностями сухопарая повелительница  старого, шумного и воняющего тонером копировального аппарата, кофеварки и телефона получила от Эрика флакон духов. А так же он приносил ей  по пакетику со свежими круассанами каждый день на этой неделе.  Другой такой же бумажный пакет он относил в кабинет и тот дожидался появления миссис Райт. Пирожное, которое должно было скрасить Шерил время пребывания в редакции, сегодня было шоколадным бисквитом с горкой сливочного крема и вываренной в сиропе вишенкой.

Стол Эрика был практически пуст, если не считать вечно отключенного монитора, серого органайзера для бумаг, где аккуратной стопкой лежали чистые листы и пара папок с потрепанными тканевыми корешками, и ежедневника, где были записаны назначенные встречи, коих, признаться, было не много.
А вот в тумбе стола лежали несколько папок с черновиками, да коробка с канцелярией. Ручки, ластики, карандаши, скрепки и кнопки с разноцветными головками, крохотный блокнотик с черным котом на обложке, тюбик клея и пара маркеров. Там же можно было найти и швейцарский нож, и два ножа для резки бумаги, а еще батарейки, отвертку, кусачки, моток проволоки и пилочку для ногтей.

В Шерил Райт таилась не просто загадка, а некая тайна, которую эта молодая женщина оберегала куда ревностнее, чем Пандора свой заветный ларец. И именно эта тайна – десяток мелких несоответствий образа, тщательно создаваемого Шерил и незатейливых историй из прошлого, которыми она иногда делилась, и влекли к ней Эрика куда больше, нежели природная привлекательность. То, что Этвуду доставало ума и воспитания не называть женщин самками, вовсе не означало, что он не думал так о всякой фигуристой и смазливой девице, чьи формы в летнюю жару едва-едва, только для соблюдения приличий, были прикрыты шортами и топом на узеньких лямках. Особенно если все её коммуникативные способности ограничивались примитивным флиртом и рассказами о том, чего она хочет, хочет и еще раз хочет от жизни, будущего и мужчин.
Миссис Райт уже сложно было желать чего-то большего, нежели всё то, что она получила вместе со статусом супруги Эдриана Райта, разве что в будущем, пресытившись, обзавестись какими-то сумасбродными прихотями или нездоровыми привычками.
Ей оставалось только искать развлечения по душе. И Эрик очень удивился, когда в первую их встречу, согласившись забирать у него по нескольку листов рукописи в день, она попросила собрать для неё определённую информацию. Но нашел для этого время и, снимая в городской библиотеке копии со старых газет, более детально ознакомился с предметом любопытства Шерил.

Майкл Комптон, как всякий продолжатель семейного дела, работал в отеле своего отца бухгалтером. Рассматривая фотографии худого, узкоплечего парня в квадратных очках, Эрик вспоминал старое психологическое исследование, когда участникам показывали фотоснимки разных людей, предлагая угадать, кто из них – убийца. На убийцу дюжины человек Майкл Комптон ну никак не походил, а вот на бухгалтера или милейшего клерка, безропотно сносящего любую придурь начальника – более чем. Что-то странное было в лице этого человека. Широко расставленные глаза, вдавленная переносица, слабо выраженная носогубная складка – казалось бы все признаки фетального алкогольного синдрома в самой слабовыраженной их форме,  но при этом внешне Комптон не производил впечатление тупоумного или страдающего отклонениями в развитии человека – вполне приятный парень с застенчивой улыбкой.

По версии следствия Комптон убивал своих жертв в подвале отеля, а потом увозил их тела на фургоне за пределы округа и особым образом захоранивал, следуя какому-то странному, одному ему понятному обряду. Жертвы же были как на подбор – юноши и подростки. Глядя только на их фото можно было начать подозревать у убийцы какие-то сексуальные мотивы, но никакой информации, чтобы  увериться в таких выводах в статьях не попадалось.  Да и вообще… самые ранние заметки – о нахождении тел в округе Пенобскот показались Эрику вопиюще равнодушной констатацией факта.
Комптона арестовали спустя три месяца после последнего убийства, притом в Чикаго, и, что показалось Эрику занятным, как-то вдруг и сразу доказали его виновность. И более того – вменяемость.
Ответ на вопрос о том, как же следователь смог выйти на этого человека мелькнул лишь в одном репортаже, буквально двумя строчками газетной колонки: «звонок неизвестного лица, сообщившего о местонахождении Майкла Комптона и предоставившего информацию о его причастности к убийствам и исчезновениям некоторых до того времени не найденных молодых людей».
Если бы кто-то не сдал Комптона полиции, тот так и остался бы не пойманным и даже не был бы в списке подозреваемых.

Сегодня копировальный аппарат, к огромной досаде, Мадлен сломался. Она вызвала мастера, но тот обещал приехать только во вторник. Эрик утешил секретаршу заверениями, что после обеда попробует разобраться с пресловутым «Ксероксом» сам. И у него были основания не сомневаться в том, что он справится и реанимирует этого ветерана копировальной техники, чьё место, честно говоря, давно было на помойке.

Присутствие Шерил Райт в кабинете настолько смущало славного толстяка Уилсона, что тот уходил курить, а затем ошивался либо в приемной, либо в соседних кабинетах,  поэтому те пятнадцать-двадцать минут, которые миссис Райт проводила здесь в ожидании новой стопки откопированных листов, она была предоставлена сама себе. Эрик же ограничивался лишь конкретными вопросами, особенно когда Шерил дошла до тех глав книги, которые и вызвали разногласия автора и заказчика.

- К сожалению, - он поставил на стол кружку с кофе для Шерил, - сегодня наш «Ксерокс» объявил забастовку. Но если вы можете задержаться на полчаса, может быть, просмотрите последнюю часть сейчас? Мой коллега уехал в Ньюберг, так что можете о нём не волноваться.

Эрик сомневался, что комфорт Уилсона хоть когда-нибудь волновал Шерил, но счел нужным обозначить для неё, что их в ближайшее время никто не побеспокоит.
Разумеется, он копировал для неё не по двадцать листов рукописи, но количество их всякий раз было разным и зависело лишь от того количества глав, которое Эрик считал нужным отдать супруге Эдриана Райта.

И всё же… в книге появилась еще одна глава. Два десятка страниц  новой истории, удачно продолжившей основной сюжет автобиографического романа. Источником информации для Этвуда стал секретарь Райта, Ллойд. Джеффри Ллойд, как он теперь знал. Правда, тот ограничился только сухим перечнем фактов, но Этвуду было достаточно упоминания ожерелья, оказавшегося подделкой. Читателей не волнует истина, читателей вполне удовлетворит логичность и внешняя достоверность истории, выдаваемой за правду. Поэтому в истории со старинным колье, оказавшимся подделкой, именно Шерил обратила внимание на то, что способ огранки самых крупных камней в ожерелье конца XV века, появился не раньше века XIX, что, в свою очередь, поставило под сомнение и подлинность самого ожерелья. Разумеется, выяснилась полная трагизма история последней владелицы украшения, вынужденной продавать камни, чтобы свести концы с концами и поставить на ноги детей, и невнимательность ювелира, который его восстанавливал. Репутация антикварного салона Эриана Райта была спасена, а сам он не смог устоять перед умом, грациозностью и кротостью мисс Коннор, и принял решение столь же быстро, как решал всё важное в своей жизни.

Поскольку столы двух журналистов, делящих один кабинет стояли вплотную друг к другу, Эрик, заняв место коллеги, мог наблюдать за выражением лица Шерил, пока та читала милую и незатейливую сказку, в которой имя главной героини можно было с лёгкостью заменить на Мэри, Сидни или Ивонну а вместо Эдриан Райт написать, скажем, Генри Кавендиш – и бросить в какой-нибудь журнал, печатающий творения неизвестных авторов за символические гонорары.
 

- Вы удивительная женщина, Шерил, - заговорил Эрик, когда она дочитала, - мы знакомы всего неделю, а у меня ощущение, что я знаю вас… всю жизнь. И вместе с тем, понимаю, что вы, рассказав немало историй, ничего о себе, в сущности, не раскрываете. У меня даже возникло предположение, что вы – современная Мата Хари, и нынешнее ваше положение – всего лишь ступенька для того, чтобы добраться до кого-то повыше. А потом… мне стало безразлично, так ли это, или вы действительно, просто маленькая продавщица дорогого старья, которой вдруг повезло.
Он поднялся со стула Уилсона и обогнул его стол, затем отодвинул стул для посетителей и остановился подле угла своего стола.
- Вы, я помню, вы говорили о своих чувствах к Райту, об уважении и восхищении…но, не о любви. Солгите мне сейчас, скажите, что вы любите мужа и я..
Он  осекся, словно спохватился, что и без того сказал лишнее и не знал, как исправить ситуацию.

Отредактировано Eric Atwood (2019-06-16 14:26:25)

- Если Вы получили желаемое, не прикладывая усилий, то что это, как не везение? - Эрик прекрасно чувствовал, на какое именно слово Шерил сделала смысловую нагрузку, но не собирался ни объясняться, ни оправдываться, ни уточнять собственное высказывание, - а сейчас... у вас просто есть выбор, не первый в этой жизни и не последний.
И тут же легко и естественно, словно всего лишь подводил беседу к определенной фразе, продолжил:
- Вы можете оставить эту историю, отказаться от неё вовсе или рассказать мне, как всё было на самом деле, и я перепишу последнюю главу. Можете оставить выбор Эдриану и ничего не решать. Это ведь так просто: ничего не решать самой.

Он смотрел на Шерил сверху вниз, скользя взглядом по открытой шее, следил за движением изящных рук с идеальным маникюром, любовался очертаниями её груди, скрытой за надежной броней однотонного шелкового муслина - и не думал скрывать ни своего внимания, ни того, что Шерил ему нравится - было бы бессмысленной глупостью лишать красивую женщину очередного повода удостовериться, что она привлекательная, желанна и может, не прилагая к тому ни малейших усилий, захватить чужое воображение.
-  Или этот выбор сделаю я. И всю вину и груз ответственности вы с лёгкостью переложите на мои плечи, даже если Эдриан будет не доволен. Особенно если он будет не доволен.

Протянув руку, Эрик легко вытянул листы с печатным текстом из под пальцев Шерил, бегло просмотрел их, чуть отгибая углы - не нарушен ли порядок, в котором они располагались, и  взяв тонкую стопку за верхний край  изогнул листы так, словно намеревался их  порвать.
- Мне не трудно сочинить милую сказку, Шерил, но это не означает, что я люблю такие истории. Настоящее - всегда интереснее.

Он не лгал и не рисовался перед своим очаровательным  цензором, на самом деле не видя ничего катастрофического в том, чтобы переделать текст последней главы полностью. Пара дней работы, пара дней мыслей о Шерил Райт, мыслей приятных и занятных, но отнюдь не мечтательных - Эрик, даже если бы постарался, не смог бы вспомнить, чтобы другой человек увлекал его настолько, чтобы сделаться именно мечтой, навязчивой и томительной.  Целью - да. Иногда - минутным развлечением, изредка - прихотью просто уступить чужому к себе интересу.
И сейчас ему казалось, что Шерил делает точно так же - принимает его игру, уступает в малом, находя в этом что то для себя занимательное и приятное.

Когда Шерил с редкостной, природной грацией поднялась с кресла, Эрик успел подумать, что ей не по нраву, когда кто-то смотрит на неё сверху вниз. Но ведь в свободной, демократической стране не принято порицать граждан за их взгляды, какими бы они ни были, остается лишь пытаться изменить если не ситуацию, то точку зрения: либо свою собственную – и принять сложившееся, как данность, либо точку зрения собеседника.

И судя по первой же фразе, слетевшей с соблазнительных губ Шерил Райт, она решила, что её очарование способно в одночасье заставить такого циника, как человек, каждый день пишущий за деньги,  принять её суждения, как собственное мнение. Слова Шерил польстили самомнению Эрика, но и только. Возможно, она добилась бы большего, если бы он считал себя действительно навечно, до самой пенсии, прикованным к письменному столу в редакции какой-нибудь провинциальной газетенки, вроде бангорской «Daily News», пусть та и наскребала новостей на восемь полос каждый день, чуть ли не дословно приводя выступления членов городского совета всякий раз как эти чуть ли не лопающиеся от самомнения марионетки, изрекали очередной набор банальностей и глупостей, граничащих с абсурдом.
Но Эрик лишь мягко улыбнулся и с недоверчивым интересом взглянул на приблизившуюся молодую женщину. Она стояла настолько близко, что он мог рассмотреть каждую, аккуратно подведенную тушью ресницу и более того – удостовериться, что Шерил Райт была настолько молода и обладала здоровой матовой кожей, что не нуждалась в пудре, либо в том, что пользовалась косметикой столь умело, что это было совершенно незаметно.
Провоцировала?
Эрик счёл, что да, провоцировала, и продолжил слушать, храня на губах всё ту же улыбку и не перебивая Шерил. Разве что иногда взгляд его делался то чуть более ироничным, то слегка удивленным, а от внешних их углов  разбегались к вискам тончайшие лучики смешливых морщинок.
Шерил очень умно и тонко шутила исключительно над собой, но без какого либо урона собственному достоинству.
- Ни за что на свете я бы не хотел быть Эдрианом Райтом, - произнес он, покачав головой, - и, если вам по прочтении книги вдруг показалось, что я отождествлял себя с ним, я сочту это комплиментом моей работе, - он, бросив листы на стол, чуть подался вперед и без того ничтожное расстояние между ним и Шерил исчезло, - но я не хочу, чтобы вы заблуждались в попытках сопоставить нас.
Он привлек Шерил к себе и, склонившись к её лицу, поймал поцелуем её губы так, словно делал не единожды – легко, требовательно и нежно.
Где-то на периферии сознания мелькнула насмешливая мысль о том, что раз уж Шерил приложила столько усилий, чтобы в очередной раз увести разговор в сторону, стоило ему только обозначить свой интерес к деталям её знакомства с Райтом, то поцелуи могут быть единственным достойным отвлекающим маневром. Но мысль эта почти тотчас растаяла, смытая волной самых простых эмоций и ощущений, длившихся слишком недолго, чтобы из первого, однозначного обозначения собственного желания, поцелуй превратился в томительно-навязчивую ласку.

- Но в этот дом я вас заманиваю с самыми коварными планами и не самыми пристойными намерениями, - серьезно сообщил Эрик, не спеша отпускать Шерил, но и не удерживая её, пожелай миссис Райт счесть себя оскорбленной и бросится прочь из кабинета, - о которых вы, простенькая, наивная девочка, разумеется, даже не догадываетесь. Когда едем?

Секунды сплавлялись в минуты, на губах таяло послевкусие поцелуя, а Эрик не спешил убирать руку с талии Шерил, равно как и она не отстранялась, чтобы испуганной ланью, спасшейся из когтей хищника устремиться прочь из кабинета. Поступи она так, Эрик даже бы удивился – он с равной вероятностью предполагал, как возмущенную пощечину, так и приятие, притом уверен был, что даже если бы Шерил категорически уточнила status quo их взаимоотношений, он смог бы с лёгкостью вернуться к рабочим вопросам, даже не предлагая миссис Райт сделать вид, что ничего не было.  Но рассчитывал, разумеется, на ее благосклонность. И не обольщался ни мгновения – эта минутная податливость нежных губ была не больше чем уклончивым обещанием возможного, но никак не согласием на всё и сразу, хотя слова Шерил можно было принять как право на следующий шаг.
Эрик заставил себя вспомнить, как она выглядела, когда рисовала свой образ с недавнем прошлом, произнося «простенькая девочка».

Простенькие девочки не превращаются в умеющих играть тонко и легко в такое развлечение для взрослых, как соблазн за несколько месяцев брака со сластолюбивым стариком. Они обыкновенно делаются заносчивыми, скучными и злобными на язык бабенками, чья цель – нарожать благоверному побольше детей. Куда уж проще?
- Это? – удивленно переспросил он, словно не понял, что имела в виду Шерил, и чуть заметно покачал головой, - мне хотелось поцеловать вас с первой нашей встречи, тогда я слушал вашу болтовню и думал о том, что у ваших губ вкус кофе по-ирландски. Я не устоял перед искушением, и вы знаете, что теперь искушений стало больше…

Для подобной беседы куда больше подошли бы иное место и время – скажем, вечеринка душной августовской ночью, когда они бы просто улизнули от гостей на балкон – посмотреть, как сгорают в стратосфере метеоры и, веря в падение звезд с ночного неба,  говорили друг другу банальности о загадывании желаний, о том, что они всё равно не сбываются… Желание Эрика бы сбылось и тогда, как сейчас.
Он  перевёл взгляд на свой шкаф, едва Шерил упомянула дом. Там, на одной из полок лежал его фотоаппарат. Эрик не помнил точно, сколько кадров осталось на пленке, но решил его захватить, хотя бы затем, чтобы отснять плёнку до конца и отдать в проявку.

- Лучше дайте водителю какое-нибудь поручение на час-полтора, - предложил он, а после пусть ждёт вас на парковке у редакции. Мы войдём через вторую дверь, для сотрудников, когда вернёмся и я провожу вас к выходу.

Едва ли шофер миссис Райт обратит внимание на то, что одна из машин, стоящих сейчас перед зданием редакции, покинет своё место.
Этвуд намеренно затянул немую паузу, положив ладонь на дверную ручку и просто глядя на молодую женщину до тех пор, пока молчание стало невыносимым даже для него самого и потребность что-то сказать или сделать вот-вот могла воплотиться в неловкой глупости – еще одном поцелуе или ненужном вопросе.
И только тогда он мягко открыл дверь, выпуская Шерил из кабинета.
- Я спущусь через пять минут, - шепнул он над самым её ухом.

Он только что здорово усложнил себе жизнь, да и не только себе. Но думать об этом не хотелось совершенно. Эрик пожалел разве что о том, что не берёт на работу прозак, свои волшебные таблеточки, чудесным образом разгоняющие мизантропию, раздражительность и мрачное настроение, но надеялся, что его с успехом заменит естественная эйфория, вызванная пикантной ситуацией с Шерил и дальнейшим флиртом.

Фотоаппарат он прихватил с собой, чтобы у коллег, если те обратят внимание на его уход, не возникло вопросов о том, куда он собрался. Сам по себе коричневый кожаный футляр с массивной фотокамерой уже свидетельствовал, что журналист уходит за какой-то добычей.
На бангорских улицах редко можно было отыскать что-то сенсационное, но и мелочи, вроде автомобильных катастроф или открытия новой студии творчества прекрасно превращались в текст, а фотографии позволяли заполнять полосу, даже когда текста не хватало и на 2/3.

До улицы, названной Шерил можно было проехать и через центр города, но Этвуд благоразумно свернул в сторону объездной дороги, сочтя, что потеря пяти минут времени стоит того, чтобы избежать лишних взглядов. По дороге он развлекал свою спутницу рассказами о городе - байками из числа городских легенд, не желая утомлять своей любимой темой – биографиями современных политиков, в том числе и нескольких конгрессменов, родившихся в Бангоре.

Белый двухэтажный особняк, к которому они подъехали, был окружён поистине огромным садом. Настолько большим, что вряд ли из окон дома можно было разглядеть кладбище, находившееся за ним, буквально через дорогу.
- За садом кто-то приглядывает? – спросил он, открывая дверь машины перед Шерил, - или всё оставлено на разграбление местной детворе?

Даже прожив до восемнадцати лет в Бангоре, Этвуд не мог похвастаться, что облазил все его закоулки – в том числе не был и в этом районе города, где дома не то что бы поражали воображение откровенной роскошью, но явно говорили о достатке своих владельцев.

Петли на воротах были не смазаны и их с Шерил приветствовал долгий недовольный скрип, пробудивший не вовремя какого-то сверчка, который тотчас присоединил свой голос к сухому треску кузнечиков и кобылок – звуку, более характерному для тихого  луга, чем для города. А чуть позже со стороны сада донесся птичий гомон, словно звенели и чирикали разросшиеся в нескольких футах от дома кусты жасмина. Гомон этот разбавляли какие-то резкие птички крики из зеленой чащи. Эрик не знал, что это за птица, но почему-то с детства, еще с тех времен, когда с упоением читал книги Фенимора-Купера и Кервуда, думал, что именно так кричит сойка.
А вот карканье он разобрал отчётливо.

Черная ворона, любопытная и наглая слетела прямо на перила крыльца и несколькими гортанными выкриками не то поприветствовала нежданных гостей, не то послала ко всем чертям.
- Почему вас вдруг заинтересовало, где умерла Элейн Райт? Лично мне самой драматичной кажется смерть первой из ваших предшественниц, - поинтересовался Этвуд, когда Шерил справилась, наконец-то, с замком, и они вошли в темную прихожую, где на них тотчас пахнуло пылью и тем характерным запахом старых, долго пустующих домов.

Болтая с Шерил во время этой короткой поездки,  Эрик не нашел и минуты на рефлексию и мысли о том, а зачем, он, собственно, поцеловал эту женщину? Да, его влекло к Шерил, да, она умела соблазнять, не развертывая откровенную кампанию по завоеванию избранного ею мужчины, не флиртуя с однозначной откровенностью и не позволяя уличить её в чем-либо, кроме невинного, с капелькой лукавства, потворства знакам внимания в свой адрес. Он не обольщался в своей избранности, полагая, что подобная тактика обеспечила Шерил Райт немало поклонников среди приятелей или холуев её мужа, но сомневался, что каждому из них дозволялось, проявив откровенный интерес, узнать, сколь сладок её поцелуй, когда губы еще хранят легчайший привкус вишни и кофе.
И да, это приглашение составить компанию в посещении старого пустого дома теперь можно было трактовать, как ответный шаг с её стороны. Или притвориться, что ничего не было…Как не было через четверть часа после поцелуя ответа на вопрос: «зачем?».

Потому что хочется и желание это уже теперь сметает все рассудочные доводы.
От попыток как-то упорядочить мысли журналиста отвлекла просьба Шерил не делать здесь фотографий. Он понимающе кивнул, обойдясь без прямого ответа.
- Иногда дома продаются годами, - на самом деле ему было совершенно не интересно, по какой причине этот милый коттедж так и не нашел своих хозяев.
А вот его планировка и внутренняя отделка вызвали обычное любопытство, то самый соседский интерес – посмотреть, как люди живут. Но практически всё, что составляет индивидуальность жилища, выдавая вкусы хозяев, отсюда давно было вывезено – картины сняты, ковры убраны. Разве что отделка стен холла деревом и кожей наводила на мысли о давно канувших в лету представлениях о шике и хорошем вкусе, хотя, лет двадцать назад, это, возможно, было даже претенциозным в масштабах такого городка, как Бангор.

- Преждевременная смерть, тем более смерть неожиданная  – это почти всегда загадочно, - Эрик озвучил то, что действительно думал, - и неважно, падение это с лестницы или убийство в пустом особняке в Хэнкок Парке, отравление устрицами или участь стать избранницей маньяка, просто потому что утром, выходя из дома, жертва повязала на шею красный шарфик и надела красные туфли. Как-то же смерть делает свой выбор, определяя место, время и назначая палача.
Еще на стадии работы с записями бесед с Эдрианом Райтом, Эрик раздумывал о том, что написать о шести его покойных женах было бы куда занятнее, чем создать заказанный панегирик и не сделать при этом воспевание Райтом самого себя вульгарно очевидным.
И если бы его манил литературный успех, возможно, он бы и постарался узнать о мертвых женщинах Эдриана чуть больше, чем можно было, проверяя достоверность некоторых рассказов заказчика.

Лирические рассуждения Эрика о таинственности внезапных смертей прервал громкий, отчетливо прозвучавший в пустом доме скрип, словно на втором этаже, прямо над ними, кто-то неосторожно наступил на особенно скрипучую половицу или попытался открыть окно, чтобы выбраться из дома незамеченным.
- Сквозняк и незакрытая дверь со ржавыми петлями, - закончил Эрик предположение своей спутницы, - или очень аккуратный сквоттер. Посмотрим?

Ободряюще улыбнувшись Шерил, Этвуд стал подниматься по лестнице. Пара деревянных ступеней где-то в середине негодующе скрипнули, одна – тихонько и жалобно, а следующая так, словно обещала треснуть пополам, будучи в следующий раз так нагло попранной человеческой стопой.
«От долгого запустения у некоторых домов портится характер», - мысль эта почему-то Эрика позабавила и послужила своеобразным трамплином к ответу на предыдущий вопрос Шерил.
- Живя в Бангоре я иногда думал, что у некоторых старых деревьев, домов, даже вещей есть душа. Она не появляется вдруг, но по прошествии времени что-то происходит, быть может, люди просто наделяют окружающие их места и предметы какой-то индивидуальностью, верят в этом, отыскивают особенности и выделяют события, связанные именно с теми объектами, что находятся в фокусе внимания. Находясь здесь, легко поверить, что у этого дома есть душа, как и у «Феникса», да у любого здания старше четверти века, наверное. Если не считать той истории с двинутым бухгалтером, сыном бывшего владельца, который резал людей в полнолуние целый год, чего-то особенного, я не припомню. Ни мафиозных разборок, ни знаменитостей, которые бы вскрывали вены в его номерах. Но, думаю, если покопаться или поспрашивать персонал, и там обнаружится какой-нибудь призрак. Хотя я в них не верю.

Последнее сейчас, днем, самому Эрику казалось правдой, а потом, когда он останется один… к  «не верю» можно будет добавить «просто знаю, что они есть».
- А Вы? Боитесь привидений?  - он задержался на верхней ступеньке, дожидаясь, пока молодая женщина поднимется следом.

А ведь выезжая с парковки около здания редакции «Бангор Дэйли ньюс» и поглядывая на отражение Шерил в зеркале заднего вида, Эрик был уверен, что последняя по счету, но не последняя по красоте миссис Райт знает правила игры под названием «милый адюльтер» и не сомневался в том, как будут развиваться события, когда они переступят порог этого дома и обменяются парой ничего не значащих фраз. 
Но то ли Шерил оказалась совершенно неопытной в такого рода приключениях, то ли, напротив, искушённость её могла сравниться лишь с той наивностью, которой обладают дети до первого своего сомнения в существовании Санты – но ни в тоне её голоса, ни в поведении, с того момента, как они вошли в дом, не было и тени кокетства.

Возможно, она просто испугалась, а возможно, вспомнила вдруг о своей любви… к деньгам мистера Райта, не исключено было так же, что будучи истинной женщиной, Шерил просто желала достойной осады, прежде, чем красиво капитулировать.
В любом случае, форсировать отношения сейчас не стоило – и Эрик принял это с достоинством джентльмена, коему оказана честь сопровождать даму на поиски впечатлений не столь ярких, как объятья и поцелуи. Но, судя по восторженному блеску в глазах Шерил, ей пришлось по душе увиденное в доме – все эти витражи, мрамор на полу, резные потолки и шелковые шпалеры с выцветшим от времени рисунком.
Её суждения о «памяти места» вызвали у Эрика лишь несколько заинтересованных междометий, способствующих повествованию, а для себя он решил, что у Шерил Райт есть своя собственная картина мира, свои объяснения вещам, явлениям и закономерностям и это было приятное открытие. Свою картину мира, сколь бы эклектичной и забавной она ни была, создают только люди, думающие и непрестанно получающие пищу для своих размышлений – будь то книги или общение с теми, кто готов делиться своими знаниями и заблуждениями о высших силах, мировом заговоре или зеленых человечках.

Когда же они оказались в небольшой гостиной с камином, их взорам предстало непреложное доказательство правоты догадки Этвуда о непрошеном госте. Брезгливо поджав губы, Эрик подошел к убогой лежанке у камина и, заметив, что матрас чуть приподнимается с угла, присев на корточки, приподнял его край.
- Пока я могу сказать, что этот незваный жилец довольно чистоплотен, - сухо заметил Этвуд, поняв, что не ощущает характерного для бродяг землистого запаха старого пота, мочи и грязи, который непременно въелся бы в тонкую ткань дешевого матраса, - а еще он, похоже, ведет дневник или…
Под матрасом лежал альбом с плотной коричневой обложкой Судя по чуть заломленным краям и истрепавшемуся корешку, альбом был не нов. Эрик, уже поднявшись, продемонстрировал спутнице свой трофей и, прежде чем передать альбом Шерил, открыл его, просто, чтобы удостовериться в верности своего предположения о его содержимом.
Открыл наугад, почти в середине, и замер, охваченный странным чувством, почти паникой, что вот сейчас его накроет одним из тех приступов, когда реальность вдруг становится зыбкой, предметы ненастоящими, а люди кажутся гротескными куклами, и проснувшийся голос нашептывает, настаивает, требует от него удостовериться в том, что куклы эти тоже не настоящие, вскрыв их. Что бы ни было нарисовано на этом листе на самом деле, Эрик увидел карандашный портрет Шерил Райт. Тот же разрез глаз и прическа, чуть более строгая, чем сегодня, но одна из обычных для Шерил, подчеркивающая изящную линию шеи и овал лица. Набросок, даже Этвуд мог это понять, был чуть более, чем посредственным, даже при очевидном портретном сходстве. В чем дело и что именно создает такое впечатление, Эрик сказать не смог бы, но ему случалось видеть эскизы и наброски мастеров своего дела, и, мысленно сравнивая этот рисунок с теми, о которых помнил, он понимал, что пред ним работа скорее ученическая. Уверенная, хорошая, но… то ли портреты  не удавались художнику, то ли воображение Эрика на этот раз оказалось очень уж придирчивым в оценке того, что само же и создало.
Да и не могла эта девушка быть Шерил Райт. В правом нижнем углу стояла размашистая надпись: «Келли  27.05.1944».

Эрик молча протянул альбом Шерил, и спокойно, словно и не видел того, чего просто не могло быть, спросил:
- Что вы об этом думаете?

Отредактировано Eric Atwood (2019-06-28 21:21:19)

Предположение Шерил Эрика оставило равнодушным. Он практически закончил обещанную Райту книгу и детали прошлого и настоящего этого человека его интересовали не больше, чем прогноз погоды на Ямайке. Но признание молодой женщиной собственного сходства с портретом вызвало у него вздох облегчения – не показалось.
На несколько секунд взгляд Эрика прикипел к лицу Шерил. Красота, объективная красота – это, прежде всего, гармония пропорций и если бы он взялся описывать девушку не используя эпитетов и сравнений, то созданному словами образу соответствовали бы тысячи женщин с правильными пропорциями лица, высоким, но соразмерным лбом, прямым носом, миндалевидными глазами и аккуратным подбородком. Притом все они едва ли бы были похожи друг на друга.
- Мы можем попробовать поймать этого человека, - бродягой или бездомным называть  бедолагу, поселившегося в пустующем особняке Райта, Эрику не хотелось и он прекрасно сознавал, что причиной невольной симпатии к этому типу является его чистоплотность и аккуратность.
Нетрудно было догадаться, что пустующий дом отключен от электроснабжения и даже если на кухне осталась мебель и плита, сквоттер мог бы ею воспользоваться – потому и готовил для себя, пользуясь камином, а вот водой незваный гость вполне мог воспользоваться, отыскав  где-нибудь в подвале вентиль, перекрывающий водоснабжение во избежание прорыва труб.
- Куда он мог улизнуть из этой комнаты?
Но, судя по всему, Шерил вовсе не привлекала перспектива охоты. Устроившись на подоконнике она не то загрустила, не то задумалась о чем-то своем.
- Странно, что вы не возражаете против его присутствия, - заметил журналист, - будь это мой дом, я бы вызвал полицию. Милосердие и жалость к людям, ищущим приюта под крышей чужого дома – это лотерея. Трудно предположить, что вы получите в ответ. И разве вам не хочется узнать у него, нашел ли этот человек альбом здесь, или, быть может, преследует вас, потому что вы напомнили ему эту девушку с рисунка?

Эрик невольно вслушивался в тишину, царившую в доме, ожидая, что незваный гость выдаст себя  каким-нибудь шумом. Но никаких посторонних звуков – скрипов, стуков, шагов, из других комнат не доносилось.

Нежелание Шерил расстраиваться мыслями о маньяке позабавило Этвуда. Было в её рассуждениях что-то трогательно-беззащитное, похожее на бегство от неприятных мыслей в уверенности, что если не думать о плохом, ничего и не случится.
- Женская истерика, - на губах Эрика заиграла  мечтательная улыбка, а в голосе зазвучали смешливые нотки, - дает большой простор для маневров. Вы всегда предупреждаете окружающих, когда собираетесь дать волю эмоциям и поистерить?
Прежде чем сесть на подоконник рядом с Шерил, Эрик обратил внимание, что тот чист, словно кто-то, а вероятнее, загадочный жилец, не захотел терпеть пыли в комнате, где обосновался. Маневр этот позволил Эрику заглянуть в альбом, который Шерил довольно быстро перелистывала.
Набросок, сделанный в этой комнате, явно удался художнику лучше, чем портрет Келли, очень похожей на Шерил Райт – правильная перспектива, уверенные линии, легчайшие вспомогательные штрихи, столь тонкие, что едва были заметны, четкая, тонкая штриховка теней, без растушевки. Похоже, художнику привычнее было работать с архитектурными элементами и рисовать интерьеры, чем лица. Но дело было даже не в чёткости рисунка, а в том, что он из себя представлял.
План комнаты, обозначение скрытой двери, ведущей в… тайну – всё это только добавляло вопросов к улизнувшему незнакомцу, которого Шерил Райт настолько упорно не желала ловить, что данной форы ему уже должно было хватить, чтобы смыться из дома.

В те минуты и часы, когда реальность делалась зыбкой, окружающие предметы становились стилизованно-упрощенными а лица людей превращались в гротескные пародии, столь неживые и грубые, словно они были отлиты из резины, Эрик стремился к уединению. Объективно оценивать свое состояние он мог только позже и только тогда сознавал абсурдность своих мыслей, страхов и желаний, озвучиваемых голосом, обычно похожим на его собственный, но не такой, каким он слышится в магнитофонной записи, а именно такой, каким звучит для самого Эрика. Обычно, но не всегда. 
Но поскольку такое состояние не было слишком продолжительными и, по мнению Этвуда, накатывало редко, он полагал, что всё под контролем. Пока. Однако и эти приступы, и рефлексия в купе самоконтролем за последние месяцы изменили его отношение к странностям, парадоксам и той информации, которую прежде он счел бы сортовым бредом.

- Шерил, - вздохнул он, предугадывая возможное желание девушки, и покачал головой, отметая его прежде, чем он был предложен,  - даже если этот тайный ход существует, проверять его сейчас – столь же неудачная идея, как ловить этого парня. Мне трудно представить, что наш художник может быть женщиной, хотя я не исключаю ни призраков, ни инопланетян, ни внезапных побочных детей Эдриана, о которых мы с вами не знаем. Но если этот план действует на вас, как кроличья нора на девочку Алису, предлагаю отложить проверку, существует ли эта дверь и ведет ли она в страну чудес до завтра и взять с собой хотя бы лом на случай, если замок открывается только с одной стороны.  Но эти схемы производят впечатление, что парень знал, что рисовал.

Предположить, что жилец наткнулся на потайную дверь случайно, было столь же просто, как и то, что он случайно выбрал именно дом Эдриана Райта, чтобы поселиться в Бангоре и не платить за съем жилья, как и то, что портрет Шерил 1944 года – лишь фантазия художника, чудесным образом воплотившая черты лица реальной женщины. Предполагать – дело вообще не сложное, а вот проверять предположения стоит со всеми предосторожностями.
- Мне интересно, что скажет Эдриан, когда увидит эти.. художества.

Упрек, слетевший с губ Шерил, Эрика только позабавил. Он вовсе не стремился быть предметом развлечения для хорошеньких женщин, полагая, что достаточно хорош, чтобы не привлекать их внимание бесплатной клоунадой, что оставалось прерогативой мужчин низкорослых с забавными, часто непропорциональными лицами, глядя на которых легко было поверить, что когда-то на земле жили гномы.
- У вас своеобразные представления об отношениях журналистов и сенсаций, - усмехнулся он, но развивать эту тему не стал – пусть Шерил Райт заблуждается сколько угодно, тем более, оценивая силу своей истерики. Впрочем, Эрик предпочел считать, что речь идет о других эмоциях.
- Тогда я просто отдамся во власть стихии. Если нет смысла бороться – нужно просто следовать за чувствами. А еще хорошей профилактикой истерик у умных женщин является рассказ о том, откуда это слово произошло и что именно подразумевало долгое время.
Он не сдержал понимающей и чуточку снисходительной улыбки, представляя, что скажет миссис Райт, если он избавит её от неведения по поводу взаимосвязи истерик с бешенством матки. Не сейчас, конечно, а когда ситуация будет больше располагать к рассказам такого рода.
Они сидели так близко, что и Эрик чувствовал запах Шерил – естественную ноту, пробивавшуюся через легкий аромат духов и еще не выветрившийся с волос запах шампуня. Ему нестерпимо захотелось увидеть её настоящую, без того, пусть и легкого макияжа, что подчеркивал разрез её глаз и очертания губ, без укладки, с мокрыми волосами, выходящую из воды после купания… или из душа.
Решение он принял прежде чем Шерил договорила и обозначил его поцелуем, даря его, как  более простую и приятную альтернативу сомнительному приключению с поисками обосновавшегося здесь бродяги.
- Поедем ко мне, - предложил он, когда возникла необходимость перевести дыхание, - здесь меня будет преследовать мысль, что за нами кто-то подглядывает.

Он достал из кармана сигареты и  протянул открытую пачку Шерил, заметив вскользь:
- Вы не пробовали пользоваться длинным мундштуком? Мне думается, это было бы в вашем стиле.
Тон его голоса ничуть не изменился – спокойная вежливость, граничащая с предупредительностью человека, четко понимающего и её, и свою социальную роли и способного вести игру, не переходя к вульгарному смешению нюансов, значений и оттенков.
Закурил он только после того, как Шерил сделала первую затяжку.
-  А если хоте познакомится со сбежавшим сквоттером, оставьте ему записку. У вас ведь в заложниках альбом с его рисунками. Стащи кто-нибудь единственную рукопись моей книги, я бы, пожалуй, явился на встречу. Но ручка и блокнот у меня в машине.