Кукла, стоящая сейчас на полке среди свечей, склянок и мешочков, ничем не отличается от той, которая по словам Агаты Таллиди была найдена в корнях упавшего вяза. До этого момента мне не приходилось видеть ее вживую - только на фотографиях, сделанных криминалистам в лаборатории, и все же я абсолютно уверен в том, что они идентичны. То же чёрное платье, те же аккуратные ручки, сложенные так, будто что-то держат у груди... Никто в своем уме не станет хранить в доме двух одинаковых безголовых кукол. И, как бы не отзывались о гречанке приехавшие на вызов офицеры, ее странности, похоже, лежат в совершенно другой плоскости.
Я пялюсь на фарфорового уродца около секунды, пытаясь понять, мог ли попросту не обратить на него внимания, а затем что-то мокрое и холодное легонько утыкается мне в пальцы. Я опускаю взгляд на рыжую собачью морду и протягиваю руку, чтобы потрепать пса за ухом.
- Мы можем поговорить внутри?- спрашивает хозяйка дома.
У нее необычное произношение. Единственным выходцем из Греции, с которым я когда-либо общался, был владелец крохотного ресторанчика в Портленде, но он был настолько плох в английском, что у меня не всегда получалось понимать его речь. Агата Таллиди говорит вполне разборчиво, бегло и быстро, и ее акцент совсем не похож на тот, который я всегда считал греческим.
- Да, конечно. Спасибо,- говорю я, почесывая собаку между ушей, и только потом поднимаю голову.
На какую-то долю мгновения у меня возникает иррациональное желание ущипнуть себя за руку, но вместо этого я просто моргаю несколько раз подряд. Ничего не меняется. На полке все так же стоят бесчисленные свечи, склянки и мешочки. Вот только никакой куклы среди них нет. Как нет ни намека на то, чтобы она когда-нибудь там находилась.
- Что, простите?- недоуменно спрашиваю я, понимая, что всё-таки упустил смысл последнего вопроса,- Свечи? Нет-нет, все в порядке,- и добавляю, убеждая скорее себя самого,- В полном.
Это не помогает. Я могу сколько угодно убеждать себя, что виной всему переутомление на работе, перепады атмосферного давления или полумрак прихожей, но на самом деле я знаю, что это не так. Мне не показалось. Я видел эту чёртову куклу перед собой так же явственно, как Агату Таллиди, ее собак или... Ллойда. Я вздыхаю. Похоже, момент, когда к воображаемому погибшему напарнику присоединится воображаемый утерянный вещдок, был только вопросом времени. Что ж, это многое объясняет. Я быстро оглядываюсь через плечо перед тем, как проследовать за хозяйкой внутрь дома, и меня ничуть не удивляет, что машина тоже пуста.
В доме Агаты Таллиди пахнет травами, специями и собаками. Она предлагает кофе и тараторит что-то о кружках и греческом языке, пока я осматриваюсь вокруг. В глаза бросается избыток свечей и полное отсутствие электроприборов. Мне не хочется доставлять хозяйке лишних хлопот, и я уже готов вежливо отказаться от ее предложения, но любопытство все же берет верх. В конце концов, я даже не помню, когда последний раз пил кофе не из кофемата в участке.
- Да, пожалуйста,- говорю я,- Если это, конечно, вас не затруднит.
Агата раздает инструкции по поводу верхней одежды и скрывается на кухне. Я задерживаюсь, чтобы повесить куртку в шкаф. Полка со свечами и склянками оказывается совсем рядом, прямо на уровне глаз, и я тихонько присвистываю, заметив в пыли, слегка припорошившей поверхности, кое-что необычное. Ровно в том месте, где стояла безголовая кукла, виднеется отпечаток крохотных туфелек. Бесполезно доказывать себе, что она - или любая другая - могла находиться здесь раньше. Потому что следы совсем свежие.
Я определяю расположение кухни по голосу Агаты Таллиди. Она говорит о том, что вроде бы не то, чтобы не любит полицейских в гостях - я успеваю запутаться в обилии "не" и просто киваю. Никто не испытывает особого восторга, когда в дом приходит полиция. Я не могу осуждать их - кому, как не мне, знать, что обычно такие визиты не заканчиваются ничем хорошим. Даже сейчас - рано или поздно - мне придется начать задавать вопросы. Некоторые из них вполне могут оказаться неприятными.
- Нашли, не знаю, виновных?- с неприятными вопросами Агата меня опережает. Я цокаю языком и досадливо морщусь. Терпеть не могу лгать.
- В общем-то, нет,- отвечаю я, прекрасно осознавая, что не сегодня-завтра все это она сможет прочесть в газетах,- Да, одну ложку, пожалуйста. Дело закрыли, так как нельзя доказать, что смерть этой женщины была насильственной. То есть, преступление как таковое отсутствует,- я развожу руками, стараясь не зацепить бродящую по столу кошку,- Ну, помимо незаконного погребения, но у этого срок давности вышел лет тридцать назад. Привет, Оура.
Кошка обнюхивает протянутую ладонь и предупреждающе выгибает спину дугой, стоит мне потянуться к ее голове. Я убираю руку.
- Когда я был маленьким, у нас дома жил кот. Уинстон, в честь Черчилля,- события почти тридцатилетней давности всплывают в памяти на удивление четко,- Он был редкостным мудаком. Это я сейчас о коте, не о Черчилле,- уточняю я на всякий случай,- Признавал только отца. Меня и мать вообще ни во что не ставил, постоянно нападал исподтишка. Я все просил переименовать его в Адольфа.
Агата увлеченно колдует над плитой, поэтому меня не покидает странное ощущение, будто я веду беседу с кошкой. Та сверлит меня огромными глазищами, но близко все равно не подходит. На морде у нее читается упрек пополам с презрением.
- Короче говоря, я всегда считал, что не нравлюсь котам,- неловко заканчиваю я. Собеседник из меня никудышный. Некоторое время я молча наблюдаю за тем, как Агата разливает кофе по чашкам.
— А Ваш напарник, сэр, считает меня больной, да?- спрашивает она, опускаясь напротив. Я мысленно хватаюсь за голову, осознавая, во что ввязался, и стараюсь сохранять вежливую улыбку на лице. В умении задавать неловкие вопросы эта дамочка даст фору любому копу. К счастью, отвечать на него мне не приходится - Агата тараторит дальше, и к тому моменту, как мне удается вставить слово, у меня уже хватает альтернатив. Я цепляюсь за самую очевидную.
- Мне очень жаль, мисс Таллиди,- сейчас я несколько кривлю душой, потому что разговор о краденом велосипеде в ее дворе на самом деле вышел бы крайне неприятным,- Я не занимаюсь велосипедными кражами, но, если вы уточните дату и фамилию соседа, я посмотрю, можно ли что-нибудь предпринять.
Скорее всего, предпринять не выйдет ничего - я более чем уверен, что дело давно закрыто - но это единственное, что я могу пообещать сейчас. Меня ничуть не удивляет подобный упрек - после пары-тройки таких за день очень скоро начинает казаться, что обвинять полицию в недостаточной эффективности здесь что-то вроде национальной забавы.
Кофе все ещё обжигающе горячий, и я просто барабаню пальцами по фаянсу кружки. Рядом вертится кто-то из питомцев Агаты. Пока мне удается игнорировать его просящий взгляд.
- Понимаю, что вы не слишком доверяете полиции, мисс Таллиди,- я надеюсь, что моя улыбка все ещё может сойти за вежливую,- но могу вас заверить, что меня никто к вам не отправлял - ни как новенького, ни по какой-либо другой причине. Мне просто показалось, что вам стоит узнать о завершении расследования не из газет. Кстати,- как можно более равнодушно спрашиваю я,- к вам сегодня не заглядывал кто-нибудь из офицеров, чтобы передать куклу? Вернее, тело куклы. Не в том смысле тело, разумеется, просто... Твою мать!
Я поднимаю чашку как раз в тот момент, когда пёс решает перейти от намеков к действию, и мне едва удается увернуться от пары лап, метящих мне в руку. От резкого движения кофе выплёскивается через край, ощутимо обжигая запястье через рукав рубашки. Я определенно недооценил его температуру.
- Все в порядке,- сквозь зубы успокаиваю я хозяйку,- Ничего страшного. Только, боюсь, теперь мне придется ненадолго занять вашу ванную комнату. Не возражаете?