Берти задыхался. На его лбу проступили колючие и блестящие бисерины испарины, которые скапливались над бровями, оттягивали ресницы и больно щипали глаза, заставляя Бертрана часто и отчаянно моргать. Его икры с каждой секундой наливались все сильнее свинцовой усталостью, пятки горели огнем, а руки, которые он снова и вновь вскидывал к потолку, ныли в плечах и в самых кончиках пальцев, которые Меррит вгонял до полукруглых отметин в собственные ладони. Быстрее. Еще быстрее. Музыка из старенького радио вопила почти на полную мощность, заглушая все мысли и бешеное биение сердца, она однако была не способна перекричать звонкий стук металлических набоек, которые Берти сам присобачил к своим любимым сапогам, отдающим ковбойщиной. Сильнее. Выше. Быстрее. Собственное горячее дыхание перехватывало горло и опаляло приоткрытые губы в то время, как маленькая комната заполнялась стойким запахом разгоряченного юношеского тела, потом и терпкой злостью, которую Бертран втаптывал в половицы прыжками, отчего те испуганно и жалобно тряслись. Берти ненавидел этот дом.

Со сдавленным рыком Меррит наскочил на стену и принялся отбивать по ней ладонями ритм, вторя барабанам из радио. Он ненавидел каждую из этих стен, обтянутых нелепо аляповатыми обоями. Ненавидел окна вечно наглухо закрытые, чтобы никто из соседей не услышал лишнего и не вздумал позвонить в полицию. С глухим стуком Берти вскочил на широкий подоконник, с которого местами облупилась побелка, а кое-где бесстыдно проглядывалась пошлая хамоватость изуродованных молитв, которые Меррит-младший выцарапал перочинным ножом несколько дней назад. Бертран ненавидел и пол. Задержав дыхание, Берти спрыгнул с подоконника на пол, принимаясь еще отчаяннее и быстрее отбивать безумный чечеточный ритм, надеясь, что висящая под полом люстра не выдержит и свалится на голову его святого папаши, который что-то отчаянно кричал ему снизу. Пускай надрывает свою гребанную глотку и дальше! Может быть, он сорвет свой дерьмовый голос ко всем чертям и завтрашняя проповедь будет отменена? О, как же Берти хотел этого. Любой школьник грезил воскресеньем, а Бертран Винсент Меррит его ненавидел всеми фибрами своей души. Да он бы лучше отсидел пять уроков алгебры или восемь часов физкультуры, чем терпеть это двухчасовое унижение в лютеранской церкви_мать_его_надежды. Берти тянуло блевать стоило ему только подумать об удушливой форме мальчика хориста или вспомнить о хрусте старых листов с церковными песнопениями. А этот запах воскресной церкви? Удушливый, приторный запах, сплетенный из ароматов множества разгоряченных тел, запертых в маленьком зале церкви, приправленный сладковатыми женскими духами и маскулиностью мужских одеколонов. Ему не хватало воздуха стоило только представить какофонию этих ароматов. Нет. Только не снова. В этот раз он его туда не затащит! Бертран тряхнул головой и остановился. Из зеркала на него глядел взъерошенный, раскрасневшийся мальчишка, взмокший и судорожно пытающийся заглотить воздух дрожащими губами, блестящими от слюны и крови. Облизав губы, Берти кинул взгляд на дверь, по которой истошно колотили с той стороны. Эту дверь он ненавидел больше всего.

Включив музыку на полную громкость, Бертран подошел к дрожащей от града ударов двери и распахнул ее, вскинув голову и уставившись на раскрасневшееся от злости лицо отца снизу-вверх. Тот еще не был пьян. Точнее он не был пьян настолько, насколько Бертран привык его видеть вечером субботы. Грудь Меррита-старшего резко поднималась и опускалась, как если бы он танцевал вместе с сыном последние двадцать минут. О, если бы это было так! Но отец Меррит терпеть не мог танцы. Особенно эти дьявольские пляски своего придурошного сына, от которых весь дом ходил ходуном. Он сумел бы закрыть глаза на какой-нибудь там вальс, кадриль или нечто подобное. Но это! Крылья носа Винсента Меррита злобно дрожали, раздуваясь, когда он со свистом втягивал воздух носом. Он делал так всегда, когда ярость переполняла его и принималась клокотать у самого горла. Завидев его раздувающиеся ноздри, Берти следовало отступить, притихнуть и вырубить наконец гремевшую музыку, но он не сдвинулся с места, лишь шире расставил ноги, нарочито громко ударив металлическими набойками о пол, и скрестил на груди руки, не давая отцу пройти в комнату.

-Выключи это... Это... Мракобесие! — Винсенту приходилось прикладывать усилия, чтобы перекричать музыку. На его щеках проступили желваки, а блеклое лицо покрылось красными пятнами гнева. — Ты мешаешь соседям. — Бертран лишь пренебрежительно хмыкнул. Отец всегда любил прикрываться другими людьми. Сделай то, сделай это, но не потому что так хочется мне, а потому, что это мешает другим. Чертов брехун. — Я сказал выключи. — Берти и не думал двигаться с места. Он словно бы врос в пол, припечатался к половицам, пустив в них корни. — Бертран. — из уст отца его собственное имя звучало для Берти как нечто неприличное и аморальное, словно бы этот святоша не обращался к нему по имени, а обзывал «пидорасом». — Делай то, что я говорю...

-А не то, что? — мальчишка не выдержал и разомкнул плотно сцепленные губы. Сколько раз он клялся себе, что будет вести с отцом холодную войну, и ровно столько же не сдерживал данного самому себе обещания. — Стой! — Меррит-старший оттолкнул сына в сторону, проходя внутрь комнаты и тут же словно заполняя ее всю от стены до стены своей собственной тенью. — Не трогай! — мужчина уверенно направился в сторону стола, на котором визжало гитарой и громыхало барабанами радио, которое Бертран купил себе прошлым летом на деньги, заработанные со стрижки соседских газонов. — Нет! Не смей! — обиженно крякнул хлюпенький корпус радио, когда Винсент сжал его своими жилистыми пальцами, а Берти кинулся к отцу, повисая на его локте. Глаза Бертрана испуганно расширились, пальцы, сжимающие рукав отцовского свитера, взмокли, а из горла вырвался всхлип, переросший во вскрик, когда радио с отвратительным хрустом разбилось о столь ненавистный Берти пол. Оно не просто сломалось. Оно, блять, разбилось вдребезги!

-Я ненавижу тебя! — склонившись к останкам радио и сжав в ладони шестеренку с такой силой, что она вспорола ему кожу, выкрикнул Берти, и его голос показалось ему вдруг каким-то чужим. Неестественно высоким, что у истеричной девки или крашенного педика в юбке. — Чтоб ты сдох, алкоголик херов. — швырнув в отца шестеренкой, Бертран пулей выскочил из своей комнаты. Слетая по лестнице на первый этаж, он что есть силы отбивал каблуками ступени, надеясь проломить хотя бы одну из них. Грохнув дверью, Берти выскочил на улицу и что есть духу побежал прочь от дома, не оборачиваясь. Его металлические набойки на отдающих ковбойшиной сапогах заполняли вечернюю улицу мерным стуком, а во вдруг онемевшей комнате отец Меррит, сидя на корточках, виновато пялился на шестеренки и деревяшки. Он ведь хотел совсем не этого, но отчего-то каждый раз все выходило через задницу.

Бертран бежал, не останавливаясь, несмотря на тяжесть в груди и жгучие судороги в икроножных мышцах, пока не влетел во двор, словно служившей иллюстрацией к очередному рассказу Доктора Сьюза. Согнувшись и упершись ладонями в свои дрожащие колени, Берти пытался справится со сбитым дыханием и подавить рвущийся наружу ужин. Желудок тугим узлом давил на горло. Зажмурившись, Меррит присел на корточки, вцепившись пальцами в траву. Он не боялся, что хозяева дома его заметят или вызовут копов. Мистер и миссис Дей не такие... Шмыгнув носом и заставив себя выпрямиться, Бертран направился в сторону дома. Обогнув его и прихватив из цветочного горшка миссис Дей пригоршню камней, Берти остановился под одним из окон. Оно было закрыто, но из узкой щели неплотно сомкнутых штор проглядывался тусклый свет. Деннис еще не спал. Подкинув на раскрытой ладони несколько плоских галек, Бертран, прицелившись, кинул их очередью в окно. Парочка пролетела мимо цели и ударилась в красную кирпичную стену, но большая часть оставила мелкие зазубринки на стекле, раздробив тишину двора стуком.

-Деннис! — запрокинув голову, Берти окликнул Дея. Сперва негромко, но, заметив дрожь шторы, уже более уверенно. — Открой мне, блять, Деннис!

Отредактировано Bertrand Merrit (2019-07-28 20:51:49)

Теперь, когда Берти стоял под окном Денниса, сбивчиво и рвано дыша, он наконец-то почувствовал, что на улице не так уж и тепло. Обманчиво теплый весенний ветер, оказался на деле прохладным и колючим. Он беспардонно ерошил взмокшие от пота волосы Меррита, оглаживал раскрасневшееся от танца и бега лицо, бессовестно забирался под ворот растянутой футболки, отчего кожа Бертрана покрывалась мелкой дрожью. Поежившись, будто пытаясь скинуть с себя назойливые прикосновения ветра, Берти нетерпеливо переступил с ноги на ногу, постукивая пятками по земле. Этот стук его успокаивал, а Дея бесил. Мерриту было срать. Он неотрывно следил за тенью, движущейся за задернутыми шторами, крепко сжимая в кулаке последний камень. Если этот чертов ублюдок не откроет ему окно, он разобьет его ебучее окно вдребезги. Но бить окно не пришлось. Оно широко распахнулось в следующую же секунду, и в тускло освещенном квадрате оконного проема появился Деннис. Он курил, и что-то подсказывало, что это ни хера не папочкин мальборо. За этим Берти и пришел к Дею. Впрочем, именно за этим к нему все и приходили, если, конечно, водились деньжата. Денег у Меррита с собой не было. На что он рассчитывал? Что Деннис даст ему в долг? Ха! Да этот ушлепок вообще не знал такого слова, а, если бы оно вдруг и появилось в его личном словаре, то шло об ручку с процентами. Или может надежда была на то, что Дей подарит ему косяк просто так? За красивые глаза? Ага, как же. Скорее он подарит ему хороший пендель за отменный зад. Бертран, на самом деле, не знал, на что он надеялся, но ему были нужны травка и бухло, чтобы окончательно не тронуться умом от собственной злости и ярости, обжигающих нутро. Интересно, сколько лет дают за отцеубийство? Господь бог определенно дарует целую вечность мучений.

-Ты перепутал роли, придурошный. — усмехнувшись, Берти едва успел увернуться от брошенного в него камня. Еще немного, и тот угодил бы ему в лоб. — Прихвати курева и бухла. — прежде, чем направиться в сторону входной двери, прокричал Бертран, хотя Дей и без того должен был понимать, что он приперся к нему поздним вечером явно не для того, чтобы попялиться на его морду лица и послушать ангельский голос. В Деннисе Дее не было ничего ангельского, и это была одна из причин, почему Бертран Меррит, сын священника, пытался быть к нему поближе. Хватало ему ангелов, бога и прочей чуши дома. Хотелось чего-нибудь низменного, грязного и откровенного похабного. Порой хотелось и Денниса.

Бросив гальку обратно в цветочный горшок миссис Дей, Берти затопал — точнее зацокал, он старался идти так, чтобы его набойки стучали как можно громче — к входной двери. Деннису нереально повезло с родителями. Бертран отдал бы свою праву руку, а то и вместе с левой, чтобы у него были такие же предки. Придурок Дей не понимал какой счастливый билет вытянул при своем рождении. Ему бы хоть с недельку пожить с его папашей, верящим в говорящие кусты, бородатых парней в сандалиях и крылатых младенцев, но не способным поверить в собственного сына. Старый пердун. Небось, напивается сейчас, не в силах придумать очередную проповедь. Берти было не очень-то интересно о чем будет завтрашняя, но он уже знал ответ. О грехе непочтения родителей. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле... Бертран фыркнул и сжал кулаки. Чем больше он об этом думал, тем сильнее и отчаяннее злился. Спалил бы кто-нибудь эту чертову церковь лютеранской надежды ко всем херам собачим! Рассеченная шестерней ладонь неприятно саднила и ныла. Царапина была неглубокой, но достаточно противной. Разжав кулак, Берти лизнул порез и тут же поморщился от солоновато-металлического привкуса у себя во рту. Кровь господня на вкус ему нравилась больше.

-Ну, что, — Берти пришлось немного потоптаться на пороге, пока Деннис наконец-то не соизволил открыть ему. Выглядел он, надо признать, херовенько, — закончим сцену на балконе? Засосешь или отсосешь? — Меррит улыбнулся, той самой своей слащавой и отрепетированной улыбочкой, которой приветствовал прихожан, стоя подле отца. Перекатившись с пятки на носок, Берти оперся спиной на дверной косяк. — Отвратно выглядишь, — Деннис и так был не из числа красавцев, но сегодня он что-то особенно от них отдалился. Бледная мокрица. Неожиданно точное сравнение щелкнуло в голове Меррита, но он счел за лучшее оставить его при себе. Дей мог не оценить шутки, а сам Бертран потом не досчитаться зубов.

-Не хочешь прошвырнуться? — говоря это, Берти недвусмысленно сперва затянулся от невидимого косяка, а после хорошенько отпил от не менее иллюзорной бутылки. Он мог бы рассказать, что поцапался с отцом, что тот расхерачил его радио, что у него мерзко ноет рука, но Деннис был не тем человеком, с которым стоит делиться чем-то подобным. По крайней мере, на трезвую голову. А голова Берти была кристально чиста, и это его сейчас знатно заботило.

Отредактировано Bertrand Merrit (2019-07-28 20:52:23)

Берти сделал вид, что ничего не услышал. Сейчас это было лучшее, что он, не имеющий с собой ни цента, мог сделать. Не признаваться же Деннису, стоя на пороге его дома, что у него деньжата сейчас не водятся, и он прибежал сюда лишь с одной злостью, которая, увы, не имеет ценовой характеристики. Так что Меррит лишь улыбнулся, как улыбался всегда, когда что-то умалчивал или чувствовал себя виноватым за враньем, и пошел - а точнее зацокал, старательно наступая именно на пятки - следом за Деем, который выглядел так, словно, одеваясь, защемил молнией на брюках собственный член, и теперь он болезненно ныл в ответ на каждое движение. Может, и не стоило столько думать о члене этого придурка, но подобные мысли нет-нет да посещали Берти, порой не в самый удобный для этого момент. Несколько раз Бертрану даже приходилось постыдно стирать следы этих мыслей, оставивших липкие пятна на простыни и его трусах. Передернув плечами, Берти тряхнул головой и, мазнув взглядом по наливающемуся темнотой вечернему небу, перепрыгнул через бордюр, звонко ударяя металлическими набойками о тротуар. Лицо Меррита осветилось довольной улыбкой, а морда Денниса, наверняка, скривилась в гримасе, но Бертран этого точно не знал. Пока мысли о зажатом в молнии брюк члене Дея не покинули его голову окончательно, он старался не смотреть на парня. А вот потрещать языком никакие похабные и грязные мыслишки Мерриту не мешали.

Берти было совершенно не важно: о чем именно болтать в попытке скрасить время до тайного местечка - о, Боже! Прости это двойные смыслы и тянущие за ними фантазии - Деннниса, как не было и важно: будет или нет Дей принимать участие в разговоре. Бертран вполне мог вести живой монолог, сам отвечая на повисшие в воздухе вопросы и смеясь над собственными шутками, которые всегда казались ему очень удачными. Это был один из тех пустых разговоров, во время которого говорится много всего и между тем совершенно ничего. Меррит смеялся над Джунипер Вайт, которая играла на тубе, что была вдвое больше нее самой, и даже пытался изобразить ее донельзя забавную утиную походку, которой она пересекала школьный двор, торопясь на музыку. Берти злился на Джона Мак'Кензи, которому досталась ведущая партия в школьном спектакле, хотя этот придурок не имел музыкального слуха и вообще попал в труппу из-за смазливой мордашки и умения делать кое-что такое, от чего у девушек напрочь сносило крышку. Бертран шутил, что это тайное умение ничто иное, как приготовление горячего шоколада с зефиром, хотя не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это что-то совсем другое. Меррит недовольно кривился и рассказывал о том, что, походу, Патрик Вуд теперь толкает травку в женском туалете, а также продает бухло своего папаши в пластиковых бутылках из-под кока-колы. В общем, Берти говорил о многом, но даже словом не обмолвился об отце и ссоре с ним. Он с большим удовольствием рассказал бы, как жирдяя Хьюза голышом затолкали в женскую душевую – а где ему еще с такими титьками мыться? - чем пожаловался бы Деннису на очередную тупую ссору с отцом. Но в любом случае они уже дошли до нужного места. Заброшенные гаражи - сюда сердобольные мамочки запрещали своим драгоценным деточкам совать свои невбъенно чистые носы и сюда же тянулись те, чьим родителям было похер, или те, чьим родичам было уж чересчур не посрать.

-Тут такое дело, Деннис, - Берти всегда так начинал, когда хотел сказать Дею что-нибудь не очень приятное, что ему точно не понравится. Тут такое дело, Деннис, под школьными трибунами какие-то придурки решили составить тебе конкуренцию. Тут такое дело, Деннис, Тиммоти забыл принести свой должок. Верно Тимми? Тут такое дело, Деннис, мне нужно немного травки, а у меня... - деньжат-то с собой нет. - запустив руки в карманы, Меррит оттянул их в стороны, демонстрируя зияющую пустоту своей бедности.

-Я подумал, что, может быть, сегодня по старой дружбе ты дашь мне в долг или даже, допустим, подаришь, - говоря все это, Берти переступал с ноги на ногу, перекатывался с пятки на носок, снова и вновь ударяясь каблуками о землю так, будто бы простой он без движения хотя бы секунду, и скопившаяся за это время энергия разорвала бы его на куски, - травки на пару там, тройку косяков? - и прежде чем Дей послал его куда подальше с такими предложениями, Берти добавил, широко улыбнувшись: - а я бы с тобой поделился.

Отредактировано Bertrand Merrit (2019-07-28 20:52:55)

В нос ударил затхлый воздух, который обычно скапливается в отдаленных закутках библиотеки и между покрывшихся пылью страниц альманахов, которые никто не брал в руки с того самого момента, как их поставили на полку, и теперь уж навряд ли возьмет. Берти едва сдержался, чтобы не чихнуть, оглядывая убежище Денниса с нескрываемым любопытством. Ему еще не доводилось приходить сюда. Порой казалось, что они оба - что он сам, что Дей - воспринимали его членство в банде каким-то неполноценным и только в удобные для себя моменты. Так Мерриту было выгодно считать себя частью банды, когда он приходил без единого цента к Деннису за травкой, сигаретами или бухлом, но так как для самого Дея это было не очень-то с руки, то он предпочитал в такие моменты забывать о том, что Бертран Меррит - один из своих. Зато Деннис всегда припоминал об этом, когда назревала очередная заварушка. Кто бы мог подумать, что сын священника, распевающий тенором в церковном хоре, окажется не так уж и плох в драках?

Вот и сейчас один из них настойчиво пытался напоминать второму о том, что близкому кругу, если и не полагается травка задарма, то хотя бы должна выделяться какая-никакая, но рассрочка, а этот самый второй старательно делал вид, что между членом банды и обычным ботаником, которому нужен косяк, чтобы окончательно не тронуться крышей во время экзаменов, нет никакой разницы. Может, она, гребанная разница, действительно не существовала для Денниса, но Берти хотелось думать, что он просто издевается над ним.
-Я беден, как церковная мышь, Дей. Разве для тебя это новость? - что правда, то правда. Деньги в семье Мерритов никогда не водились. Счастье, что хотя бы за дом им не приходилось платить - все расходы брала на себя Церковь - а то давно бы уже побирались на улице. Несколько месяцев назад, когда в холодильнике было настолько пусто, что даже тараканы сочли за лучшее сбежать к соседям, Бертран предложил отцу взять немного денег из чаши для подаяний... Больше со своими советами Берти к отцу не лез, вспоминая налитый кровью синяк, оставшийся после папашиной оплеухи. Деньги из чаши предназначались для нуждающихся семей, но разве они не были такой семьей? Бертран снова и вновь задавался этим вопросом, проходя мимо чаши для подаяний, и его ладони каждый раз призывно зудели от желания загрести пару-другую долларов.

-И в прошлый раз я заплатил тебе. - хмыкнув, напомнил Деннису Меррит. Он ведь действительно заплатил за последний пакетик дури сразу после того, как вытряхнул из толстяка Хьюза деньги на обед. Папочка Льюиса Хьюза был фармацевтом и педофилом. О последнем было хорошо известно всем, о втором Берти охотно рассказывал тем, кто хотел его слушать. Мистер Хьюз всегда садился на первую скамью в церкви и неотрывно следил за мальчиками из церковного хора. Несколько раз Бертран ловил его влажный взгляд и на себе. Откуда ему было знать об искренней набожности мистера Хьюза, о том, что он и сам пел в церковном хоре с братом, который погиб несколько лет назад в аварии - о подобных вещах задумываешься редко, ведь легче и привычнее думать о человеке гадости, порой способные разрушить жизнь целой семьи, чем нечто хорошее. Так уж устроена человеческая сущность - верить в плохое и не замечать хорошее. Вот и Деннис был таким же, как и все. Ни черта не помнил ни об одном из долларов, что перекочевал из кармана Берти в его, зато не забыл ни единого раза, когда Меррит просил у него в долг. Бертран скривился в ответ на слова Дея о здоровом образе жизни. Пошло все это дерьмо: от свежевыжатых соков до утренних пробежек - нахуй. Может, господь и любит праведников, зато жизнь их знатно ебет.

-Какую еще услугу? - Берти напрягся. Он был готов на многое для Денниса - о кое-чем из этого даже не принято говорить вслух - но были вещи, которые Меррит не смог бы сделать для Дея. Нет, которые он не стал бы делать особенно для Денниса Дея. Согласиться на подобную сделку было все равно, что пожать руку дьяволу. У Денниса, конечно, не было козлиной бородки, но сути это особо не меняло. Никто не хотел ходить в должниках у этого больного на всю голову придурка. - А то ты не знаешь, что могло привести меня к тебе, - Бертран криво улыбнулся, переведя взгляд с Денниса на полки, косо прибитые к стенам гаража. Чего тут только не было... На одном из дальних рядов, прибитых наиболее небрежно, Берти заметил баллончики с краской и в очередной раз подумал о том: вот бы кто-нибудь разгромил лютеранскую церковь Надежды и нарисовал на ее полу огромный член или двух ебущихся девок. - Поссорился с папашей. - Бертран не любил разговаривать об отце. Не будь их городок таким маленьким, он бы врал, что они не родственники, а просто однофамильцы.

-Чтобы ты там ни пожелал, набойки отдирать не буду. - поспешно выдвинул свои условия, опускаясь на пятки со стуком и заполняя все пространство гаража металлическим звоном. Последний человек, который додумался озвучить свое недовольство набойками Берти, получил этими самыми набойками в нос.

Отредактировано Bertrand Merrit (2019-07-28 20:53:16)

-А ты явно не смахиваешь на того, кому бы я захотел продать свою девственность, придурошный, - Берти усмехнулся, приваливаясь спиной к пыльной стене гаража, словно бы без его поддержки эта нелепейшая конструкция из тонких стен, пыли и бетонной крошки могла развалиться в любую минуту. - Не тяжелее, чем твоему маленькому члену в этих узких, пидорских джинсах. - Меррит фыркнул, сдувая упавшую на лицо челку, отросшую достаточно для того, чтобы бесить отца, в приступах бессильной ярости хватающего его за волосы и грозящего отстричь "это безобразие" огромными садовыми ножницами, что стали абсолютно бесхозными и планомерно покрывались ржавчиной со дня исчезновения Шерил Меррит. Миссис Меррит нравилось проводить время в саду, очищая убогие клумбы от сорняков и паразитов, поддерживая их хоть в каком-то подобие порядка. Без женской руки и без того жалостливые клумбы с парочкой затрапезных кустов, цветущих через лето, стали выглядеть еще жалобнее и сиротливей, впрочем, как и мужская часть семейства Мерритов. Связался бы Бертран с Тедди и Деннисом или распевал бы веселенькие песенки в театральном кружке школы, встречай его дома не стойких запах алкоголя и упреков, а тонкий аромат горячей еды и ласковых рук? Сложно сказать. Но, возможно, не исчезни Шерил Меррит из жизни своего сына, и он не стоял бы сейчас в захудалом гараже, торгуясь за дозу травки.

-К чему ты клонишь? Хочешь повесить в церкви объявление: "подайте кружку анонимных любителей дури"? Не уверен, что снобы, посещающие церковь моего отца, дадут тебе на это хотя бы цент. - Берти презрительно скривился, вспоминая постные и напыщенные мины прихожан, рассыпающихся в соболезнованиях и любезностях перед его никчемным отцом, пока тот провожал их по окончанию службы, нервно теребя потный воротничок и мечтая о том, как бы скорее опрокинуть в себе стакан другой крови Господней, а то и чего покрепче. Лицемерие давно стало для Бертрана синонимом веры. А верил ли он когда-нибудь сам? Наверное, но только очень и очень давно. И верил Меррит не в грустного дядьку с длинной бородой и печальным взглядом, и не в сурового старика с развивающимися волосами, седина которых отдавала серебром, и не в ласковую мать всех матерей, способную утешить и укрыть от любого горя в своих объятиях. Нет, Берти верил, что если будешь мыть руки перед едой, чистить зубы не менее трех минут три раза в день, доедать всю кашу, какой бы мерзкой она ни была, убирать свои игрушки и говорить папе, что ты его любишь, даже если это совсем не так, то, когда ты умрешь, обязательно попадешь в такое славное место, где всегда лето и на всех деревьях растут сладкие яблоки. А еще Бертран верил в то, что все плохие мальчики, какими бы гадкими и несносными ни были бы их поступки - пускай даже немножко - попадут в Ад, в то место где всегда жарко от вечно пылающих печей, а воздух пропитан мерзким запахом горящей плоти - маленьких, вредных мальчишек, которые не слушаются своих родителей. Со временем Меррит перестал верить в Ад и надеяться на Рай.

Докурив сигарету, Деннис наконец-то озвучил свое желание, и Берти не удалось сдержать невольного смешка, защекотавшего его по небу. Оказывается, Деннис Дей был не только последней задницей, но еще и экстрасенсом. Сплюнув себе под ноги застрявший в горле смех, вышедший надсадным и напускно-веселым, Бертран осклабился, показывая зубы и узкую щербинку между верхними резцами. Улыбка никогда не красила Меррита. Она делала его смешным и, как порой говорили девчонки, столпившись в женском туалете перед зеркалом, чтобы намалевать губы, "милым". Если Деннис думал, что это просьба его покоробит или поставит перед сложнейшей морально-этической преградой, то он глубоко ошибался. Настолько же глубоко, настолько член может зайти в глотку первой черлидерше. Для Берти это желание Дея не было проблемой, скорее, оно стало для него своеобразным откупом от совести. Спасибо, Деннис.

-Срать я хотел на твои тайники, - Бертран опустился на пол, усаживаясь по-турецки и кладя сумку себе на колени. На дне матерчатой сумки, наверняка, спертой из магазина или подобранной со свалки, как и прочее, окружающие Берти в этом гараже, нашлось все, что обещал Деннис. Опустив голову и занавесившись волосами, Меррит уже привычно быстрыми движениями сообразил для себя самокрутку. Его пальцы мелко подрагивали от нетерпения, а во рту стало невероятно сухо, так что пришлось облизать губы, чтобы хоть как-то смочить горло вязкой и скудной слюной. Приподняв задницу, перепачканную пылью, Бертран достал из кармана свою старенькую зажигалку. Пришлось немного попыхтеть, чтобы выбить из нее тусклый огонек, радостно захвативший поднесенный к нему конец самокрутки. Затянувшись, Берти прикрыл глаза, запрокидывая голову назад и упираясь затылком в холодную и шершавую стену гаража. Через несколько секунд, все его заботы и проблемы потонули в дыме, обволакивающим разум. Меррит немного поерзал, сползая по стене и вытягивая вперед левую ногу. Ему наконец-то стало хорошо. Настолько, что он почти было забыл о существовании Денниса, но тот не был бы собой, если бы не пожелал напомнить о том, что Бертран тут вообще-то не один. Вспомнить, правда, удалось об этом не сразу. Размокнув веки, Берти сперва недовольно нахмурился, разбирая обращенные к нему слова, а затем снова затянулся, подтягивая к себе ногу.

-Потому что я плохо ее знал. - Меррит передернул острыми плечами и поднял взгляд к потолку гаража, местами тот был утянут кружевом паутины. - На похоронах не должно быть лишних людей, - оттолкнувшись от пола, Берти поднялся на ноги, зажимая косяк между губ. - Тебя тоже не было на похоронах моей сестры, так что мы квиты. - они назвали ее Сьюзен. Сьюзен Шарлотта Меррит. Имя и маленькая могилка, увенчанная мраморным ангелом со сложенными на груди руками - это было единственное, что они могли дать крошечному тельцу, напоминающему голую морскую свинку. По крайней мере, Бертран нашел свою сестру похожей именно на этого маленького зверька и еще подумал: как Бог мог создать нас подобными себе, если в матке матери мы все - маленькие, голые морские свинки?

-Что касается твоей просьбы, - Берти двинулся вдоль неровно прибитых полок, пока не дошел до той, что давно привлекла его внимание, - у меня есть идея поинтереснее. - взяв с полки баллончики с краской, Меррит встряхнул один из них и кинул его Деннису. -  Я лютеран люблю богослуженье, - голос Берти отдавал легкой хрипотцой, не то специально наигранной, не то невольной от пощипывающего горла дыма, - обряд их строгий, важный и простой, - этот стих Бертрану не раз читал отец, когда водил его в детстве по церкви. Кажется, его написал какой-то русский поэт. Не то Пушкин, не то Фет - автор давно выветрился из головы Берти, но слова, зарифмованный гимн скудному убранству лютеранской церкви, прочно въелся в память сухим голосом отца. — Сих голых стен, сей храмины пустой. Понятно мне высокое ученье. - ознаменовав конец цитаты звоном своих набоек, врезавшихся в пол, Меррит широко усмехнулся Деннису, подходя к дивану и протягивая ему наполовину скуренный - он же обещал поделиться, а свои обещания Бертран Меррит никогда не нарушал - косяк.

-Как насчет того, чтобы помочь мне сделать эту скучную церковь немного веселее? - Берти улыбнулся, так что снова стала видна его щербинка между передними зубами.

Клетус Джонсон всегда знал свое место. Он выучил его еще, когда был сопливым мальчишкой, помнил о нем, когда стал мужчиной, и не забывал даже в глубокой старости, проделывая короткий путь от своего дома до лютеранской церкви Надежды, которую ему было велено обходить и запирать на ночь. И Клетус исправно справлялся с порученным ему заданием вот уже двадцать с лишним лет. За свою длинную жизнь старый негр - "старый ниггер", как любил называть себя сам Джонсон, хотя никому другому не позволял к себе так обращаться - переделал множество работ: от чистки обуви до подтирания чужих задниц - но работать смотрителем церкви ему нравилось больше всего. Клетус всегда был набожным. Не зная ни единой молитвы, он между тем пуще любого белого умел попросить Господа Бога о помощи, и тот обычно помогал ему, а если и нет, то Клетус особо и не серчал. Значит, так было надо. Обходя опустевшую церковь, вытирая пыль со спинок жестких скамей, выкидывая мусор из корзин и протирая полы шваброй, несмотря на боль в спине, Клетус Джонсон испытывал некую близость к Господу, словно бы он убирал не церковь, а намывал ступни Господни. Эта мысль делала старика негра счастливым. Любил Джонсон не только церковь, но и отца Меррита, который может и не был так прилизан, как отец Уоррен, который служил в приходе до него, но проповеди читал уж больно душевные, особенно в лучшие свои годы. Сейчас же отец Меррит сдал, и старый Клетус видел и понимал причину этому лучше многих белых, но кто будет спрашивать ниггера? Джонсон за свою жизнь понял одно простое правило, понял и запомнил хорошо - если не хочешь разозлить белого, не стоит лезть к нему со своим советами. Вот Клетус и не лез, а только наблюдал со стороны. Жалко ему было, что отца Меррита, что мастера Бертрана. Мальчишка хороший был, да только свернул не туда. Берти Клетус помнил еще совсем ребенком - сам частенько нянчился с ним, пока отец готовился к проповеди, а мать занималась хозяйством. Славным он был мальчонкой, любопытным и добрым. Да и сейчас таким остался, Джонас это точно знал, да только держал свои мысли при себе, потому что нет ничего опаснее и злее, чем белый подросток, желающих доказать, что он не такой, каким ты его считаешь.

Закончив с уборкой церкви, Клетус закрыл входную дверь на ключ и по старой традиции положил его под цветочный горшок, стоящий рядом. Сегодня ему особенно долго давалось прощание с Надеждой - так Джонсон ласково называл про себя церковь - словно что-то не давало уйти. Какое-то дурное предчувствие. Но будучи человеком верующим, а не суеверным, Клетус отмахнулся от мыслей, как от назойливых мух, и двинулся по кирпичной тропинке к своему дому. Как только сухопарая фигура старика скрылась за оградой и полностью растворилась в черноте кустов, окружающих лютеранскую церковь, Берти перепрыгнул через кованную ограду. Вышло у него, конечно, не так красиво, как хотелось бы, но хоть штаны на заднице не порвал на глазах у Денниса. Нервно проведя рукой по волосам и поправив лямку тряпичной сумки на плече, Меррит, подойдя ко входной двери церкви, присел на корточки, чтобы, приподняв цветочный горшок, убедиться, что старый пердун Клетус не изменил своим привычкам. Ключ был там, где Берти и ожидал его увидеть.

-Добро пожаловать, - замок легко поддался, послушно открываясь под поворотами ключа, - в дом Господень! - распахивая перед Деннисом двери лютеранской церкви святой Надежды.

Отредактировано Bertrand Merrit (2019-07-28 20:54:26)

Берти мог бы обойти всю церковь закрытыми глазами и ни разу не зацепить ни за одну из жестких скамей, ни разу не врезавшись в стену и ни запнувшись о половицы, так что царивший в "Надежде" мрак не очень-то его смущал. Желтое пятно фонарика в руках Денниса выхватывало то тут, то там отдельные куски церковного зала, освещая их подрагивающим светом. Батарейки в фонарики доживали свой последний вечер, но этот вечер должен быть стать последним не только для них. Скинув рюкзак с плеча и развязав тесьму, Меррит протянул Дею один из баллончиков с краской. Второй он оставил себе, но пока еще решился им воспользоваться. Не то, чтобы Бертран колебался или начал испытывать угрызения совести или сомнения по поводу своего душевного порыва сровнять это место с землей, но начать было не так-то просто... И когда Деннис, встряхнув баллончик, направил струю краски на белоснежную стену, внутри Берти все сжалось, и он едва сдержался от невольно порыва ухватиться за руку Дея и сказать "я пошутил, придурок". Но Меррит не сделал ничего из этого. Вместо этого криво усмехнувшись, он поспешил отвести взгляд в сторону.

-Конечно, — в темноте были свои плюсы — в ней можно было легко спрятать собственную неуверенность и смятение. — Зачем бы еще я притащил тебя сюда, придурошный? — на толику, только лишь на толику секунды Бертран подумал о том: а вдруг старый Клетус оставил что-нибудь в церкви и решит вернуться? Что если он уже поднимается по ее ступеням и вот-вот обнаружит, что дверь не заперта? Берти прислушивался к шорохам, сам не до конца понимая: хочет он или нет увидеть старого негра. А потом Бертран вспомнил о разбитом вдребезги радио, о всех тех разах, когда он полировал церковные половицы до зудящей боли в спине, о каждом воскресенье, когда ему приходилось распевать хоралы, даже если его мучили лихорадка, желудочное расстройство или тоска о матери, и улегшаяся было злоба вскипела в нем с новой силой. Да пошло оно все к черту! Он спалит все это место к херам собачим и даже ни на миг не испытает угрызения совести. И словно в подтверждение собственной решимости он встряхнул баллончик с краской, оставив и свой шедевр на одной из стен. На церковной стене Берти изобразил член с волосатой мошонкой, кончающий маленькими крестами. Кресты вышли не очень ровными, так что их вполне можно было принять за кривых бабочек или раздавленных жуков. Ну и хуй с ними.

Берти направился в сторону кабинета отца, куда тот ночь запирал пожертвования. Винсент Меррит может и был алкоголиком, но точно не дураком, вопреки тому, как его в сердцах обзывал собственный сын, а потому ключ от кабинета всегда хранил у себя, а не прятал под цветочный горшок, так что Бертрану пришлось повозиться, оставив несколько уродливых зазубрин от ножа на замочной скважине. Пока Меррит насиловал замок, зал заполнил запах гари. Оторвавшись от своего занятия, Берти вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на кафедру. На ней стоял Деннис, а в его руках полыхала библия. И земля не разверзлась, и молния не ударила в крышу, и громкий глас не устыдил их в святотатстве. Ничего. Абсолютно. Кромешное. Пустое. Звенящее от тишины. Ни-че-го. Бертран улыбнулся, вновь опуская голову и возвращаясь к взлому замка. Если Бог и видел их, то ему было абсолютно плевать.

-Не зови меня так, - огрызнувшись, Берти недовольно сплюнул себе под ноги. Он терпеть не мог, когда Деннис называл его этим дебильным прозвищем, в конце концов, он не настолько его младше. - Не думаю, что я когда-нибудь верил, — передернув острыми плечами, Меррит пренебрежительно фыркнул — Я могу спеть тебе: Бог — наш оплот, Кто верным Богу пребывает, О сотворитель Дух, приди, но не потому что я верю, а потому что меня выдрессировали их петь, — замок натужно щелкнул и открылся. — Спроси у дрессированной мартышки верит ли она, что цирк — это весело? И она закидает тебя дерьмом. — засмеявшись, Меррит распахнул дверь и вошел в отцовский кабинет— место, где ему частенько устраивали выволочку. Но иногда в стенах этой небольшой комнаты происходило и кое-что более унизительное. Так несколько месяцев назад, когда к отцу приехали его "святые" друзья из соседних городов, Бертрану пришлось петь для них. И Меррит готов был отдать собственную руку на отсечение, если отец Джефферсон из Брюэра, жирдяй с узкими поросячьими глазками и потными руками с мерзкими рыжими волосками на кистях, не хотел его трахнуть. Старый извращенец. Чертов педик. Проходя по кабинету отца и снова проживая каждую минуту того вечера, Берти все больше злился. Ужасно хотелось что-нибудь разрушить или сделать что-нибудь похуже - помочиться на отцовский стол или нагадить под него - но Берти все же сумел сдержаться от столь радикальной мести, к тому же в туалет ему не хотелось. Хлипкая дверца шкафа поддалась куда проще, чем входная дверь кабинета. Бертран взломал ее куда быстрее, и вот уже перед ним чаща для подаяний и хранилище крови господней. Раскрыв рюкзак, Меррит вытряхнул в него все содержимое чаши до последнего цента. Среди денег встречались и мятые талоны на скидки и прочая херь, но это уже проблемы Денниса. Затянув рюкзак и прихватив с собой три бутылки красного вина, поставляемые церковью, Берти вернулся в зал.

-Там все, что было. - кинув рюкзак к ногам Дея, Бертран протянул ему одну из бутылок. Оставив одну у себя, третью Берти примостил на кафедру. - Если бы тебе дали выбор: трахнуть Дженнифер Грей, если ты выложишь миллион долларов, - сев на корточки, Меррит зажал между своих колен бутылку, начал орудовать подобием штопора из перочинного ножа, - или Брауна, если уже тебе заплатят два миллиона, чтобы ты выбрал? - не без труда вытащив пробку, Бертран, протянув штопор Деннису, отпил из своей бутылки. Вино было крепким и на вкус совсем не походила на кровь.

-Ты когда последний раз смотрелся в зеркало, придурошный? - Берти засмеялся, облизнув блестящие и горчащие от винной росы губы. Обожженное спиртным горло приятно грело. - С твоей дебильной мордой единственное, что ты получишь от Грей - пинок по своим яйцам. - Меррит снова прижался губами к горлу бутылки, но не отпил. Родители Дженнифер каждое воскресенье исправно посещали церковь Святой Надежды вместе со своими детьми и каждое воскресенье исправно садились на первую скамью, чтобы всей пастве было видно, насколько печется о душах своих близких мистер Грей - владелец самой крупной бакалейной лавки в Бангоре. Судачили, что из-под прилавка в магазине Джорджа Грея можно было достать практически все, что угодно, а если и не все, то добрую половину того, чего в других лавчонках отродясь не было и не будет. Цены, конечно, мистер Грей заламывал такие, что можно было с уверенностью заявить, что меньше чем за миллион баксов Дженнифер никого и никогда не подпустит к своей заветной щелке. Особенно хорошо в это верилось на воскресных службах, где от школьной Дженнифер не оставалось и следа. Тихая, скромная, с двумя тугими косами, в нелепом платье с идиотскими оборками - Миссис Грэй тяготела модой шестидесятых - Дженнифер Грей походила на счастливую девчонку из рекламы хлопьев. Такая цаца не подпустила бы к себе такого ублюдочного идиота, как Деннис Дей, и за два миллиона, если бы только ей не вздумалось угробить собственного отца, доведя его этим известием до инфаркта.

-Не любишь стариковские задницы? - Меррит усмехнулся, наблюдая за мучениями Денниса, пока тот пыхтел над винной пробкой, пытаясь вытащить ее перочинным ножом. Несколько раз он чуть было не саданул себе по пальцам, так что Берти болезненно зашипел, поспешив отвернуться. Сейчас меньше всего на свете ему хотелось пришивать отрезанные пальцы этого идиота. А если их утащат крысы? Бертран практически не сомневался в том, что под полом божьего дома живет целое полчище грызунов. Какая церковь да без церковной мыши? - Давай ты первый. - пробка наконец-то сдалась, и Деннис откинул ее изуродованное тело в сторону, откупорив бутылку. - Аминь! - отсалютовав Дею бутылкой, Берти сделал хороший такой глоток, зажмурившись и быстро прижавшись губами к локтевому сгибу. Терпкое вино словно жидкой наждачкой прошлось по горлу, царапая его до болезненных спазмов. Слишком крепко. Больше, чем пришивать Дею его пальцы, Берти не хотелось выглядеть в глазах Денниса каким-то слабаком.

-Еще раз назовешь меня "Бэмби" и эти идиотские ботинки с набойками ковбоя Мальборо разобьют твой нос, - пихнув Денниса в грудь и оставив открытую бутылку с вином на одной из скамей первого ряда, Берти, прихватив баллончик, направился в сторону креста, висящего на стене за кафедрой. Это был огромный белоснежный крест без единого намека на распятого на нем Христа. - Хм, - встряхнув баллончик несколько раз, Меррит нарисовал в изголовье креста грустный смайл, у которого вместе глаз были значки "Х". - Жалею, что не выебал твою мамку, - опуская руку ниже, Меррит нарисовал тощее тело - на деле просто черную линию - и раскинутые в стороны руки с растопыренными пальцами, - когда она умоляла меня об этом. - такого никогда не было, но Берти жалел слишком о многом, чтобы рассказывать об этом Деннису, которому, наверняка, глубоко и от души было срать на все его переживания. Большие и маленькие. Пусть лучше представляет, как он ебет его мамку. Окинув беглым взглядом свое художество и решив, что чего-то все-таки не хватает, Меррит дописал на стене размашистыми буквами "хуй", "ебись" и "жопа", после чего вернулся к своей оставленной бутылке.

-Выпьем за сиськи твоей матери? - и не дожидаясь ответа, Берти отпил из бутылки. На этот раз ему не удалось сдержаться, и он зашелся в кашле. - Ну ты и навонял. - многочисленные страницы библии все горели и горели. Дыма было не так уж и много, но Мерриту легче было спихнуть вину на него, чем признаться, что вино чересчур горькое. Бертран не был тупым, и догадывался, что скрывается за этим насмешливым "Бэмби". Ему вечно приходилось доказывать Деннису и всем остальным - от Норвуда до Тедди - что у него есть яйца.

-Твой самый уебишный поступок, о котором больше никто не знает, что это? - за Деннисом водилось множество грешков, и он меньше всего походил на друга подходящего для сына священника, но именно поэтому Берти дружил с ним, если только это можно было назвать дружбой... От очередного глотка вина, голова приятно закружилась, и Мерриту вдруг захотелось разнести несколько скамей в щепки.

Берти смотрел на Деннису снизу-вверх, сжимая пальцами жесткие джинсы парня у бедер, и радовался тому, что сейчас его голова совершенно пуста и в ней нет ни единой мыслишки. Ни хорошей, ни плохой, ни пошлой, ни смелой, ни трусливой. Абсолютно звенящая пустота, и это было так прекрасно, и так спасительно. А к утру он непременно все забудет - и разгуливание Дея по скамье, и его на удивление похожие пародии на отца, хотя Бертран был уверен, что ни разу не видел Денниса на службе, и это его прикосновение раскрытой ладонью к вспотевшему и покрытому колючей испариной лбу. Все это забудется, растаяв в утренней дымке, и останется лишь гудящая от похмелья голова, неприятный привкус во рту и идиотское головокружение, от которого весь мир превратится в аттракцион. Наверняка, он не сможет петь завтра в хоре. Какая досада... Глядя на Денниса, которого буквально распирало от смеха, Мерриту вдруг тоже стало смешно, затем на толику секунду он испытал смущение, а затем хохот вырвался из его груди, когда кровавые струи церковного вина побежали по лицу, оставляя после себя причудливо липкие разводы. Слипшиеся и намокшие волосы облепили щеки и шею Бертрана, теплые потоки винных слизней пробрались за шиворот и побежали вдоль худощавой спины, отчего кожа Меррита покрылась мелкой, приятной дрожью, и он невольно передернул плечами.

-Конечно, есть, придурошный. - запуская растопыренную пятерню в свои волосы и откидывая их со лба назад. От попавшего в глаза вина их немного жгло, и Берти приходилось часто и быстро моргать, но помогало это, откровенно говоря, херово. Он больше походил на утку в вине, чем на человека, готовящегося покаяться в своих грехах. А грешков, да и грехов покрупнее за Мерритом водилось немало, но признаваться в них Деннису он уж точно не собирался. Тот, наверняка, и за мелкие пригрешения их не сочтет. Самодовольный придурошный придурок. Усмехнувшись и крепче сжав джинсы Денниса, Берти резко потянул их на себя, сбрасывая Дея со скамьи. Они покатились по полу, сбивая высокие металлические подсвечники, с которых старый пердун Джонсон лишь меньше часа назад убрал восковые огарки свечей. Жалобно звеня, сетуя на вандалов, подсвечники падали на пол, оставляя на нем длинные царапины, которые будет не так-то просто скрыть. Сталкиваясь друг с другом, подсвечники рождали дребезжащий перезвон, от которого закладывало в ушах, так что прижавший Денниса к полу и усевшийся на него сверху Берти недовольно поморщился и затряс головой в нелепой попытке вытряхнуть эту металлическую ругань из своей головы.

-Настало время вашего причастия, отец Дей. - Меррит, обхватив себя за бока, потянул края футболки вверх, стягивая ее через голову. Мешковатая футболка скрывала острые линии ключиц, гребни позвонков и отцветающие пятна синяков, что желто-фиолетовыми астрами расцветали на груди, животе и спине Бертрана. Берти не любил раздеваться при других, и в те редкие разы, когда его загоняли на занятия физ-рой, когда он не успевал подделать справку или его ловили на откровенном обмане, Меррит дольше всех сидел в раздевалке и самым последним посещал душевую, чтобы не чувствовать этих сочувственных взглядов, чтобы не становиться откровенно жалким под немыми вопросами, чтобы не придумывать никому не нужных оправданий, если вдруг кто-нибудь все же разомкнет сведенный вежливостью рот. - Открой рот пошире, - скрутив футболку в тугой жгут, Бертран начал выжимать пропитавшее ее вино на лицо Денниса.

Ему вдруг стало жарко. Невыносимо душно и тесно в своем собственном теле, и захотелось сделать что-нибудь такое громкое, сильное, мощное, пока его не разорвало на миллионы и миллиарды маленьких осколков. Выкручивая футболку и наблюдая за тем, как вино все реже и реже капает на губы и подбородок этого придурошного Дея, Берти уже представлял, как сжимает его лицо пальцами до побеления своих костяшек и полукруглых отметин на коже Денниса, как резко сокращает между ними дистанцию, накрывает его губы своими, и тугой узел внизу живота развязывается, а он, наконец, вновь дышит полной грудью. Аллилуйя! Откинув футболку в сторону, Меррит резко вскочил на ноги. Его колотило от бурлящих внутри эмоций, которые искали и не могли найти выхода. Схватив один из валяющихся на полу подсвечников, Бертран с криком кинул его в сторону окна. И в тот момент, когда церковь заполнилась оглушительным звоном, Берти испытал нечто сродни оргазму.