— Мне жаль, Ричи, — когда он возвращается на работу после внепланового отпуска, Маргарет Хьюс гладит его по плечу и чуть дольше, чем следует, задерживает ладонь, состроив скорбную гримасу.
От пирога, который она ему всучила, сильно пахнет жареным луком, и Ричи начинает тошнить. Совершенно идиотская привычка — эти траурные сочувствующие жесты в виде домашней выпечки. Будто кусок пирога может заменить убитого сына.
— Спасибо, миссис Хьюс, — ему кошмарно неловко и хочется, чтобы коллега наконец оставила его в покое.
И пирог пахнет ужасно.
— Мисс, — поправляет Маргарет. Смущенно хихикает, прячет взгляд, а потом хлопает ресницами. Брови Ричи невольно ползут вверх. Дама за сорок в безумном длинном платье с оборками, играющая в молодящуюся кокетку,  — крайне конфузящее зрелище. — Зовите меня Пэгги, мы же коллеги, — игривым шепотом добавляет Маргарет.
Ричи молча кивает (приличные комментарии не находятся), прежде чем поспешно ретироваться. И решает держаться подальше от «Пэгги».
К сожалению, задача оказывается не настолько простой.

Перед последним занятием в пятницу Ричи вспоминает, что забыл часть проверенных работ в машине. Бодро лавируя между галдящими на перемене школьниками, Ричи бросает быстрый взгляд на наручные часы (кажется, он еще успеет выкурить сигарету), смотрит перед собой, рассмотрев знакомую фигуру, делает пару шагов по инерции, а затем останавливается. Меняет направление на сто восемьдесят градусов и торопливо поворачивает направо.
У шкафчиков Ричи немного сбавляет скорость: опасность встретиться с «Пэгги» лицом к лицу больше не угрожает. По пути он вертит ключи от машины в руке и думает, что надо непременно поговорить честно с Маргарет Хьюс. В конце концов они работают в одной школе, и избегать ее вечно попросту не выйдет. Пока Ричи прикидывает, как деликатно подступить к теме, его отвлекает собственное имя, выцепленное из шума детских голосов. Обнаруживается, что на его уроках анализируются не литературные произведения, а учительские руки. Ричи на автомате оборачивается и определяет авторитетных критиков: девчонки из выпускного класса заливисто смеются, и Саманта (весьма способная ученица, как показывают последние результаты), встретившись с ним взглядом, заправляет за ухо короткие волосы.

Два года назад Джой вручила ему анонимную записку — смятую бумажку, выдранную из тетради, разрисованную мечтательными сердечками и подсунутую в карман его пиджака.
— Готов променять жену на школьницу, Браун? — на ней только нижнее белье, когда она вкладывает бумажный огрызок ему в руку, и опускается на колени между его ног.
— Возможно, — Браун пожимает плечами. Авторство записки он определяет сразу: у пятнадцатилетней Эммы кошмарно неразборчивый почерк. А еще предыдущие полгода она атаковала тренера баскетбольной команды, на что тот активно жаловался в учительской. Девчонка переключится на кого-нибудь другого; детская любовь проходит быстрее, чем сменяется время года.
— А теперь? — Джой стирает оставшуюся на уголке губ сперму и изгибает бровь.
— Ты бываешь очень убедительной, — Ричи забывает о признании в любви еще до того, как кончает.

В очередной раз «Пэгги» вылавливает его прямиком у двери в класс. Ричи почти с ужасом предполагает, как долго она его караулила, и насколько качественно подготовилась (шиньон на ее затылке — огромный; и кажется, будто еще немного — и она упадет на спину под его весом). Мисс Хьюс сначала предлагает сходить с коллегами на ланч, потом вспоминает, что в местном кинотеатре на выходных дают Невыносимую легкость восемьдесят восьмого (после вскользь брошенного: «Я видела книгу в вашей машине», Ричи становится не по себе), а в итоге заканчивает тем, что готова приехать к нему домой и помочь с ужином. Ричи тактично отклоняет предложения («очень заманчиво, мисс Хьюс; может быть, в следующий раз») и вновь сбегает. «Следующий раз» — это примерно «никогда». Но об этом невежливо говорить в коридоре, полном ученических ушей.

От «Пэгги», впрочем, скрыться проще. Избегать ученицу не в пример сложнее. О случайно подслушанной в коридоре девчачьей беседе Ричи вспоминает, стоит заметить очередную юбку Саманты. Вернее, то, что эта юбка не прикрывает. А не прикрывает ее юбка достаточно: Саманта демонстрирует стройные бедра при любом удобном случае, и взгляд Ричи то и дело возвращается к ним, точно намагниченный. На уроке Ричи несколько раз теряет нить беседы: долговязый Дэйв в огромных очках, заикаясь, зачитывает свои рассуждения о Холдене Колфилде с тетрадки, и, похоже, несет полную чушь. Ричи, отвлекшись на закинувшую ногу на ногу Саманту, зависает и, ощутив, как кровь приливает к лицу, благодарит Дэйва за озвученные мысли, не оставив ни единого комментария. Заглядываться на несовершеннолетнюю девчонку — последнее, чего ожидают от учителя старшей школы. Так что оставшиеся пятнадцать минут Ричи старательно избегает на нее смотреть. Помимо привлекательных ног у Саманты симпатичное личико, очаровательная улыбка и рубашка застегнута так, чтобы видно было — ей уже далеко не тринадцать. Тем не менее, давать хоть какую-то оценку всему этому Ричи Браун не может по нескольким причинам.
И достаточно одной и самой главной: Саманта — все еще ребенок.

К концу учебного дня Ричи задерживается в классе. Дополнительное задание для Стивена, непонаслышке знакомого с синдромом невосприимчивого читателя, надо проверить сегодня, чтобы выставить оценки. Ричи ставит крестик на левом запястье, чтобы не забыть передать его родителям книгу Джексона, и, дернувшись от внезапного стука в дверь, чересчур сильно чиркает шариковой ручкой по коже: длинная полоса тут же краснеет.
Саманта возникает в дверном проеме, но не задерживается там надолго; Ричи поднимает взгляд от бессвязного сочинения и чуть хмурится. Ее юбка кажется еще короче, когда девчонка забирается на парту.
— Эту? — Ричи откидывается на спинку стула, приподняв книжку в мягкой обложке с края своего стола. По загнутому уголку страницы вместо закладки он определяет, что владелец остановился на второй части, где Тереза наблюдает Томаша на своей желтой скамейке. Ричи снимает очки, чтобы протереть их краешком рубахи, и с любопытством смотрит на Саманту.
— Кажется, Кундеры в программе не было, — он улыбается одним уголком губ и щелкает ручкой. — Поделишься впечатлениями?

Отредактировано Richard Brown (2019-10-07 11:23:20)

Книга ему не нравится. Она отнюдь не плохая. Но Ричи перечитывает ее подряд дважды — и дважды ему не дает покоя неоправданная претензия. А, может, все дело в субъективной оценке: Джой, кажется, от романа пребывала в трепетном восторге.
Он лениво перелистывает страницы подушечкой большого пальца, невольно улыбается и снова обращает заинтересованный взгляд к Саманте. О романе Саманта отзывается самым деликатным образом — натурально пожалевший чувства автора критик. Дискутировать на тему, однако, довольно трудно: Ричи то и дело замечает, что ему приходится контролировать себя и не пялиться на прикрытые исключительно сетчатыми колготками ноги. Ноги несовершеннолетней девочки, — напоминает себе он, и, похоже, заливается краской, когда Саманта опирается ладонями о парту, придерживая ожидаемо задравшуюся юбку. Слишком по-взрослому она выглядит, наклоняясь и выгибая спину, и Ричи старательно отбрасывает лезущие в голову мысли, которых априори не должно быть относительно ученицы. Например, о том, как хорошо она бы смотрелась сверху.
— Дипломатичный отзыв, — прокашлявшись, Ричи поправляет съехавшие очки, и на этот раз его взгляд упирается в откровенное декольте. Поспешно отвернувшись, он заглядывает в чашку, на дне которой еще остался едва теплый кофе. Не бог весть какое удовольствие, но он пытается себя занять, чтобы не таращиться на вызывающе разодетую девицу. Ричи делает последний глоток, морщит нос (вкус все-таки отвратный) и на этот раз наблюдает глумливую улыбку. Такую, от которой ему моментально снесло бы крышу, будь на месте Саманты его жена.
Или все-таки нет.
Саманте не хватает нескольких лет, чтобы думать о ней как о взрослой женщине. А еще — нескольких сантиметров юбки.
Ричи бесшумно выдыхает вместе с тем, как слышит тихий щелчок открывшейся двери. С благодарностью оборачиваясь, он практически не удивляется, когда в классе возникает обладательница самого примечательного шиньона в школе. От улыбки Маргарет Хьюс немного хочется повеситься прямо в собственном кабинете. Или сесть в машину, завести двигатель, свернуть на Мэйн-стрит и уехать в другой штат, не оглядываясь. Но зато она моментально отвлекает от Саманты; и главным образом — отвлекает его воображение.
Контролировать которое, в отличие от собственных взглядов, не выходит совсем. В среду он просыпается с отчетливым ощущением отвращения к себе. Потому что Ричи Браун не может допустить мысли о том, что трахает школьницу. Ричи Браун, как объявляет ему Маргарет Хьюс (называть ее "Пэгги" попросту не поворачивается язык), авторитетный эксперт в области образования, — святой, раз терпит настолько хамское и вызывающее поведение. Маргарет Хьюс не может ошибаться, разве не так?
А в четверг девица вновь сидит на парте, демонстрируя стройные ноги. И Ричи отчего-то нервно ерзает на стуле, с надеждой поглядывая на дверь.
— Располагайся, Саманта, — Ричи улыбается ей, но почти сразу упирается взглядом в исписанную кошмарным почерком работу. Иной раз кажется, будто некоторые дети обладают уникальным навыком держать ручку левой ногой и намеренно пишут предельно неразборчиво (у Ричи даже есть парочка конкретных подозреваемых в выпускном классе), но и он не первый год изучает ученические каракули.
— Мисс Хьюс была крайне возмущена, — кивает он, нахмурившись: приходится перечитать одно и то же предложение несколько раз. Сакральный смысл витиеватой фразы, однако, так и остается тайной. Ричи предполагает, что для автора работы в том числе. Он еще с полминуты изучает абстрактные рассуждения ни о чем, а затем трет костяшкой указательного пальца переносицу под очками и вздыхает.
Не надо штудировать Фрейда, чтобы понять, почему Ричи порой не может не обратить внимание на хорошенькую девчонку в укороченной юбке. Он бы взглянул, будь это любая другая первая встречная девица на улице, наконец после долгой зимы демонстрирующая ноги солнечным апрельским днем. Проблема заключается в том, что об этой любой другой девице Ричи забыл бы к концу текущей недели. Саманта, расправляющая клетчатую ткань юбки, о себе забыть не позволяет.
— Ты зашла обсудить книгу? — он окончательно отодвигает от себя стопку работ, проверку которых, очевидно, сейчас продолжить не сможет. Ричи приходит на ум, что предыдущий перформанс Саманты у его стола и все последующие попытки попасть на глаза — вполне могут быть частью девичьего спора. И если смотреть с этой перспективы, становится намного проще. Он поправляет расправившийся рукав рубашки, снова закатывая его, и приподнимает бровь. От металлической фурнитуры на шее Саманты отражаются солнечные зайчики; Ричи зажмуривает глаз и, дернув уголком губ, чуть подвигается на стуле. — Или ты хотела поговорить о чем-то еще?

Комментарий Саманты искренне веселит. Ричи не может сдержать улыбку, но взгляд так и не поднимает: во-первых, он еще не оставляет надежды уловить суть авторской мысли; во-вторых, это совершенно непрофессиональное с его стороны поведение. Мисс Хьюс — его коллега; а подвергать сомнению авторитет преподавательского состава — занятие нисколько не похвальное. Что, впрочем, не отменяет правоты Саманты.
Маргарет Хьюс пугает его с самого начала, и продолжает пугать все следующие десять лет. В первый год на собраниях она называет его уроки "непрофессионально поощряемым балаганом", требуя обратить внимание на дисциплину, так как, по ее словам, после занятий литературы невозможно успокоить избалованных безнаказанностью учеников. А затем заливается краской, столкнувшись с ним в коридоре, и, поджимая вечно недовольно изогнутые губы, разглаживает длинную юбку фанатичной католички. Ричи долгое время пребывает в убеждении, что Маргарет Хьюс терпеть его не может. По этой причине внезапно переменившее вектор отношение напрягает еще сильнее.
И потому Ричи стоит невообразимых трудов не расхохотаться в голос, когда у кабинета испанского он останавливается, чтобы переброситься парой фраз с коллегой, и та с энтузиазмом пересказывает последние сплетни. В частности о том, что кто-то написал похабщину на двери Маргарет Хьюс и употребил слово (оно произносится едва слышным шепотом) "члены".
Вдоволь посмеяться над дурацким розыгрышем удается после: Ричи, прячась в школьном дворе за мусорными баками, стреляет сигарету у старого долговязого уборщика. Последний сам напоминает Ричи о чистосердечном признании в любви, возникшем на двери Маргарет Хьюс (новость, похоже, не обошла ни одного штатного работника), и начинает гоготать над не самой остроумной, но чертовски забавной шуткой. Особенно забавной, если вспомнить о возведенном в абсолют консерватизме мисс Хьюс. Он представляет перекошенное от ярости лицо Маргарет, и в его воображении она — точно сошедшая со страниц сказки Баума Злая ведьма Запада. Уж такая его совершенно точно нисколько не заводит.
Задетая до глубины души мисс Хьюс поднимает вопрос вандализма в кабинете директора как раз в тот момент, когда там оказывается Ричи.
— Я уверена, что это сделала она! — шипит стареющая леди, отрицающая любой прогресс — особенно в индустрии женской моды.
— Кто угодно мог, мисс Хьюс, — прерывает ее Ричи, и ловит на себе благодарный взгляд директора: ему, очевидно, тоже успели пресытиться бесконечные возмущения Маргарет. — Нельзя обвинять ребенка, только потому что она пару раз нахамила. Вы лучше меня знаете, что такое переходный возраст, — он очаровательно улыбается ей напоследок.
— Мистер Браун прав, мисс Хьюс. У вас нет никаких доказательств. Это мог быть кто угодно, включая ваших соседей. Круг подозреваемых не ограничивается школой, — директор разводит руками, и мисс Хьюс не остается ничего, кроме как оскорбленно захлопнуть дверь кабинета с обратной стороны.
Теперь Ричи смотрит на Саманту гораздо внимательней. Вспыхнувшая чертовщинка в ее глазах наводит на подозрения. А еще — в этом Ричи не признается никогда — заинтересовывает.
Пожалуй, он непозволительно долго наблюдает за тем, как Саманта касается кончиками пальцев плотно прилегающего к шее ремешка. Ричи думает: девочки кошмарно быстро взрослеют. Настолько быстро, что приходится постоянно держаться за напоминание: перед ним все еще сидит школьница (школьница, а не хорошенькая молодая девица с заметно оформившейся грудью и красивыми ногами в настолько короткой юбке, что при взгляде на нее возникают мысли о том, как достаточно было бы ее задрать и просто сдвинуть трусики).
— Я думаю, что книга неплохая. Но недостаточно хороша, чтобы оказаться на полке моих любимых, — экзистенциализм в литературе хорош, когда разбавлен чем-то еще. Например, приятным слогом. Но в этом случае, наверное, стоит сделать скидку на перевод. Пожав плечами, Ричи вдруг с неестественным интересом выглядывает в окно: яркое апрельское солнце постепенно тускнеет, затягиваемое сероватыми облаками. Таращиться на практически нисколько не изменившийся за десять лет пейзаж — развлечение не из самых занимательных. Куда больше ему хочется еще раз посмотреть на Саманту (Ричи даже слегка пугается собственных желаний), но он, в конце концов, учитель и несет ответственность за собственное поведение.
— Ты знаешь, Сэм, есть одна вещь, — Ричи совсем слегка хмурится, поднимаясь из-за стола. Еще раз поправляет левый рукав, чтобы из-под него не выглядывала татуировка, и, закрыв окно (после полудня становится ветрено, а свистящий звук начинает раздражать), привычно садится на собственный стол, как обычно делает во время уроков.
— Кто-то испортил мисс Хьюс дверь похабной надписью, — уголки губ все-таки предательски дергаются. Ричи скрещивает руки на груди. — Догадываешься, кого она обвиняет в авторстве?