Этой ночью Харди было не суждено проснуться в своей постели. Как только пробил час, когда дороги пустеют, а улицы заливаются голубоватым лунным светом, он встал с кровати, зачем-то сбросил с себя пижаму и, бесшумно проскользнув по коридору до входной двери, вышел из дома. Колокольчик над дверью, специально повешенный на случай, если Харди решит подышать ночным воздухом, забил тревогу, но Вуд был быстрее. Быстрее своей матери, чей слух был достаточно чуток, чтобы та подорвалась с кровати при первых же нотах сигнальной мелодии. Быстрее своего брата, чей крепкий сон был грубо оборван нервным тормошением женских рук. Когда Гейб выбежал из дома в футболке и пижамных штанах (переодеться он не успел) и бросился на поиски своего непутёвого братца, Харди был уже далеко. Впрочем, Гейб знал, где его искать.
Харди бежал так быстро, как только мог, игнорируя и горящие от недостатка воздуха лёгкие, и ноющие от перенапряжения ноги. Он не знал, от кого и куда бежит, но это было и неважно. Смысл был в самом движении, в скорости и этой иллюзии собственной неуловимости для всего плохого в этом мире. По правде говоря, Харди вообще не был властен над ситуацией. Его телом руководил не он сам, а что-то другое. Что-то холодное, чёрное и липкое настолько, что застревает в горле. Страх поселился не только в его мыслях, но и в его теле, заставляя двигаться всё быстрее, бежать всё дальше, дышать всё реже. Харди не осознавал, чего именно он боится, но чувствовал, что вот-вот случится что-то ужасное. И так как он не мог бороться с тем, чего не осознавал, бегство было его единственным спасением.
Когда пустота в лёгких стала окончательно невыносимой, Харди остановился. Его плечи заходили вверх-вниз, пересохшее горло раздирал кашель. Босые ступни горели от многочисленных столкновений с асфальтом, а затем — с ветками и корнями деревьев. Ладони тоже кровоточили, но Харди не помнил от чего. Холод щипал за кожу,  ветер продувал тело насквозь, и лёгкое нижнее бельё, конечно, ничуть не спасало. Но Харди не замечал ничего из этого. Он понял, что не один, и поднял голову. Луна, огромное всевидящее око, смотрела на него пристально и не моргала. Харди Вуд не выносил зрительного контакта, но тот, кто сейчас стоял на опушке, задрав голову и тяжело дыша, был не совсем Харди Вудом. Он разглядывал луну без стеснения, с жадностью выхватывая каждую деталь и наслаждаясь столь интимным моментом. Они оба знали, что должно произойти, и не было в эту ночь никого ближе, чем были они.
Чей-то крик разрезал воздух и болезненно ударил Харди в висок. Кто-то звал его по имени, но сейчас это имя казалось чужим. Нет, не Харди, а тот другой повернулся на звук и увидел прыгающий огонёк за деревьями. Вот от кого он бежал. Ошибки быть не может. Опасность настигла его в самый уязвимый момент, но Харди не был намерен сдаваться. Бежать больше было некуда. Он бросился на огонёк с намерением уничтожить, но всё оказалось не так просто. У огонька был хозяин — тёмная фигура за ним - и, очевидно, именно он и был причиной всех ужасающих вещей, которые должны были произойти. Помешать. Обезвредить. Разрушить. Харди прыгнул на фигуру, лишая её равновесия и опрокидывая на землю. Бить что есть силы. Царапать. Не дать уйти живым.

Если бы у сей батальной сцены появился наблюдатель, ему бы могло показаться, что он видит в конец обезумевшего Харди Вуда, старательно выбивающего из лесника дух. Но в этот самый час на этой опушке Харди Вуда не было. Были только страх, скорбь, ярость и все самые отвратительные человеческие чувства. Хотя и от человеческого осталось немного. Харди бился как зверь, готовый перегрызать глотки и вырывать из грудных клеток сердца. В силу своей комплекции он, конечно, был похож не на грозного льва, а скорее на взбесившегося хорька, но, знаете, и хорьки страшны в гневе. Соперник Харди, однако, отбивался слабо и как будто неохотно, пытаясь не столько ударить, сколько закрыть обзор. Вуда это не останавливало. Он бил без разбора, нанося удары то по лицу противника, то по ни в чём не повинной земле. Сердце билось слишком быстро, отдавая в голову зубодробительной пульсацией, и Харди старался бить в такт внутреннему метроному. К счастью противника, музыкант из него был никудышный.
Когда на спину неожиданно упало что-то тяжёлое, Харди опешил и замер на долю секунды. Боль разлилась от места удара по всему позвоночнику, но Вуд этого не замечал. Его больше беспокоил тот факт, что у его визави было оружие и било оно весьма больно. Посчитав, что нечестно размахивать сторонними предметами, когда противник полагается только на свои кулаки, Харди вцепился в оружие своего неприятеля и резко потянул на себя. Яркий концентрированный поток света ослепил Вуда. Он инстинктивно ослабил хватку и отстранился. Оранжевые языки пламени забегали по его сетчатке, угрожая перекинуться на другие части тела и спалить его дотла. Харди закрыл лицо руками в надежде снова найти темноту. Ночь стала подозрительно цветастой.

Отредактировано Hardy Wood (2019-09-28 23:01:10)

Сколько бы Харди ни моргал, ни жмурился и ни тёр глаза, пожар на его сетчатке не прекращался. Казалось, его глазные яблоки стали полем боя, где то и дело подрывались мины и разрывались снаряды, озаряя всё вокруг красными, оранжевыми и даже зелёными вспышками света. Увы, но фейерверки полыхали только в голове Харди, нисколько не смущая его противника. Пока Вуд боролся с пламенем на внутренней стороне его век, неприятель воспользовался моментом и повалил его лицом на землю. Харди сразу же задёргался в попытках освободиться, но противник был сильнее. Заломанная рука напомнила о себе ноющей болью где-то в области локтя, как бы сообщая, что находится она в крайне незавидном положении. А когда Харди попытался воспользоваться второй рукой, он обнаружил, что та была придавлена к земле его собственным весом. Вуд оказался полностью обездвижен, и это его разозлило только больше.
- Помочь? Ты так это называешь? - донёсся голос Харди, приглушенный землёй, травой и прочими дарами матери-природы, в которые сейчас упиралось его лицо. - Собираешься убить меня, как убил мальчика? - эти слова он уже прокричал. Прокричал неприлично громко в столь поздний и тихий час. - Я ЗНАЮ, ТЫ УБИЛ ЕГО! ТЫ УБИЛ ЕГО! - Вуд рвал глотку и повторял одно и то же раз за разом, извиваясь всем телом и пытаясь достать неприятеля хотя бы ногами. Перед глазами стояло бледное застывшее лицо мальчика с вызывающей пустотой в глазницах. Затем была фигура над ним. Вспышка. Кровавое месиво. Харди захотелось убежать как можно дальше отсюда, но он не мог. Луна наверняка смотрела на него с сожалением.

Харди бился, словно в конвульсии, напрягал всё тело и крутился из стороны в сторону, пытаясь высвободиться из-под рук неприятеля, но эти руки были сильнее. Его же силы были на исходе. Каждое новое движение давалось всё тяжелее, а голос всё больше и больше походил на скрипучее шипение. Когда воздуха в лёгких Харди совсем не осталось, перед глазами сверкнула последняя кроваво-красная вспышка, и он резко замер, будто потерявший инерцию волчок. Его тело обмякло и перестало сопротивляться чужим рукам. Тот другой покинул тело Харди вместе с последними силами.
Вуд открыл глаза и к своему ужасу увидел не привычную спальню, а траву, в темноте похожую на стальные острые прутья, царапающие его лицо. Было до жути холодно, словно кожа покрылась ледяной коркой. Он попытался вдохнуть, но получилось не с первого раза: что-то давило на него сверху, впечатывая его в землю и стискивая лёгкие. Он отчётливо помнил, как засыпал в своей кровати, а сейчас она явно была где-то далеко. Харди стало страшно. Он приподнял голову и попытался осмотреться, но манёвр не получился: шея больно ныла, а всё остальное тело было полностью обездвижено. Сверху донеслось какое-то копошение и, кажется, голос. Ничего не понимая, Харди заплакал от собственной беспомощности. Добросовестно зарыдать сил не было, и потому он тихо заскулил, как напуганный щенок. Захотелось позвать маму. Или Гейба. Но что-то ему подсказывало, что они его не услышат.