Привычку просыпаться рано Сейнсбери приобрел уже в Бангоре. Прежде жизнь его протекала преимущественно ночью, в неоновом свете завлекающих в ночные клубы и бары вывесок и в атмосфере уютного безвременья под рассеянным желтым светом игорных залов казино.
В Бангоре же все приличные люди ложились рано, разве что некоторые позволяли себе вечером в пятницу напиться в хлам и заявлялись домой за полночь, будучи выпровожены охранниками баров, когда те уже закрывались.
Владелец отеля, пусть даже и довольно скромного, по меркам этого городка априори принадлежал к числу «приличных людей». Приходилось соответствовать. Да и развлечений по себе Джонатан здесь так и не нашел – вот и коротал вечера и часть ночи если не за надоевшими компьютерными играми, то за написанием писем незнакомым мужикам, клюнувшим на объявление в журнале для геев. Последнее, впрочем, уже перестало развлекать, сделавшись своего рода работой для бывалого мошенника, не видевшего ни единой причины отказывать себе в этой прихоти.
Вот и сегодня, он проснулся в половине десятого, в отличнейшем настроении и, мечтая о кофе, отправился в ванную.
Подбородок и щеки обметала светлая, рыжеватая щетина и Джонатан, рассматривая себя в зеркало который раз задумался - сбривать ли её сегодня или настал тот самый день, когда он решил отпустить бороду.
Когда, четверть часа спустя, он вышел в гостиную своих апартаментов, застегивая манжеты голубовато-серой рубашки, было ясно, что день судьбоносного решения выглядеть старше и солидней в очередной раз отложен на неопределенный срок.
Первое, что бросилось в глаза Сенсбери, был пакет каустической соды, стоявший аккурат на стеклянном журнальном столике.
Пакет был вскрыт, но крайне аккуратно, однако же полон.
Вот только внутри была вовсе не сода.
Обойдя столик так, словно на нем оказался вдруг коралловый аспид, Джонатан оказался у двери, но, уже положив руку на латунную ручку, раздумал выходить из номера. Снял трубку с прикрученного к стене телефонного аппарата и позвонил на ресепшен.
- Сейнсбери, - бросил он в трубку прежде, чем портье что-то сказал, - отправьте мисс Мерсер ко мне. Немедленно.
Дождавшись единственного возможного ответа, он положил трубку и обернулся, втайне надеясь, что столик окажется пуст. В этом отеле, в его отеле иногда пропадали вещи. Джонатан мог припомнить, что и у него исчезали какие-то мелочи, но свой старый зонт и солнечные очки он сам, скорее всего, засунул в шкаф и просто забыл об этом.
Пакет с содой, равнодушно белый, с простыми синими буквами, стоял на месте.
Сейнсбери вовсе не был рад такому приобретению для «Феникса» как Мэри, оказавшаяся на самом деле Мойрой, но здесь всегда была ощутимая нехватка персонала и девчонка, готовая драить номера и перестилать постель, а в выходные подменить бармена, пришлась очень кстати. И молчала о той ночи, когда они познакомились, так что можно подумать, что ничего и не было – ни старухи в гробу, ни матово отсвечивающих в свете фонариков пакетов с белым порошком, которые один за другим именно Мэг вытаскивала из нутра покойницы, повеселившейся в канун смерти, где-то в Колумбии.
Еще бы не молчала…
Но, похоже, терпения у девочки хватило не надолго.
Когда она постучала в дверь, Сейнсбери уже почти потерял терпение и собирался спросить у портье, куда это запропастилась мисс Мерсер. А потому открыл сразу, едва услышал стук в дверь.
- Что это за выходка, Мэг, - прошипел он, схватив её за предплечье и буквально втащив в комнату, - тебе что надоела спокойная жизнь и захотелось пощекотать нервишки? Да еще стащив у меня ключи от подвала? Чего ты этим добиваешься?