Обычно миссис Уэббер ела у себя. Она в принципе проживала в отеле как в обычном городском доме с апартаментами, пользуясь сервисом, но автономно, и дела её ограничивались лишь своими собственными.
Кроме особых случаев и особых людей.
В этом году в город возвращалось особенно много таких людей. Постаревших, то есть, конечно, повзрослевших его детей. И их собственных детей. Как правило, эти возвращения не касались отеля, ведь у большинства были дома детства или, хотя бы, родственники, и тогда Джоан выходила на свою понедельничную прогулку вдовы из «Феникса» и щупала лапками разговорчивых горожан, ловила веяния слухов в воздухе.
Например, сегодня они разминулись с новым местным постояльцем, а местные постояльцы очень сильно отличались для них даже от приехавших за наследством родственников из других штатов и городов. Торнтон ей рассказал, когда она под вечер возвратилась со своего долгого моциона и брала ключик за стойкой, который попросту не помещался в её крошечный клатч. Она часто его оставляла. Это был единственный ключ от углового номера под чердаком на третьем этаже, если не брать мастер-ключ администратора, и никто без негласного на то согласия Джоан в её номере не убирался, просто потому что не мог туда без подозрений и следов попасть. И с той же лёгкостью она могла брать у Торнтона мастер-ключ. Но это было ненужно и не по правилам, если что-то их интересовало в постояльцах - у них был рот, у них были глаза, руки и ноги. К сожалению, старик был не очень хорош в общении, всегда. А вот миссис Уэббер…
Поэтому она спустилась и в этот вечер, и в несколько предыдущих, и во все следующие, и теперь лениво играла вилкой с жирной, слегка переваренной макарониной в своей пасте, и зыркала на ужинающих жильцов, оценивая. Уровень сервиса и внешний вид в «Фениксе» были достойными, ниже просто никто бы из владельцев, настоящих владельцев места не принял. Зачем разочаровывать людей, надувая их на ценник, если люди - это золото и нефть отеля, которые дают ему репутацию, которые дают ему жизнь и оставляют здесь свои сны? В номере Джоан бы скормила половину слишком плотной трапезы прожорливым крысоловкам и скоро села за аппликацию на очередном заказе, но сейчас она как будто отдыхала от эффективности. Это было сложно. И гостю, смутно напоминающему какого-то мальчика из прошлого, а Джоан немало мальчиков за свои сорок с лишним лет в Бангоре повидала, она приветливо улыбнулась и была искренне рада.
- Прошу-прошу, - отодвигая клатч на свою сторону стола, не переодевшаяся с полного активных путешествий по городу пешком Джоан выглядела ещё не безобразно. В ней вообще был какой-то избыток жизненных сил. Женщины позавистливей твердили, что то оттого, что у вдовы Уэббер никогда не было детей и всё, что ей природа предназначила на большую и шумную семью, она, как истинная ведьма, сберегла для эгоистичного прожигания дней. - Мы знакомы?
Вопрос был дежурный и больше чтобы не спугнуть. В их маленьком и гордом гнезде вечных жителей Бангора обязанностью Паучихи было знать и помнить каждого, чтобы Фрост случайно не цапнул лишнего в своей жажде всех приобщать к своей прохладной любви, как тех несчастных проституток, слишком бедных и дешёвых, чтобы работать в штате потеплее и побогаче.
Баннерменов знали многие, черты лица родителей чаще, чем нет, откладываются на ребёнке. Тем более понимала и знала в наследственных связях и уехавших и оставшихся швея, гревшая уши на городских сплетнях, хоть и очень изящно и редко распространяя их сама, падкая на интеллигенцию и оригиналов. Тем более что бывших рокеров, которых она с пятидесятых годов любила особенно страстно, даже не имея никаких связей с местной субкультурой и будучи старше на добрые пятнадцать лет среднего лабалы на гитаре. Она проводила с ними время, когда ещё её собственный внешний вид, состояние и занятость были проще, а крюк-нож не переселился в декоративный чехол, в котором его никто за нож и не признавал.
Вопрос состоял в том, почему их драгоценный мальчик не поехал в отчий дом.
- Если вы не имеете предубеждения против мучного и жирного, я бы рекомендовала из сегодняшнего меню брать пасту, - насадив на вилку пару кусочков ветчины, кокетливо обтекающих сливками соуса, она отсалютовала ими юноше. А, может, и не юноше вовсе. Но выглядел он очаровательно молодо, в том можно было винить черты лица. И одет был официозно, хотя он - не тот, кого она всё ждала у своего порога.

— Баннермены. Конечно, знаю!
По врачам Джоан почти никогда не ходила, ни в молодости, ни в зрелости, ни теперь. Её знали как экстрасенса и могли полагать, что это способ отстоять своё сомнительное ремесло, потому что какая вера гадалке, которая сама не верит в силу своей какой-нибудь заряженной воды. На деле же ей просто нечего там было делать. Она хорошо знала, что с её телом так и не так, пусть даже это знание оставалось в пространстве иррационального, чувств, метафорических образов и предвосхищений. Сейчас она здоровее многих, скоро начнёт рассыпаться на глазах. Смерть не пугала её так, как многих прочих.
Рукопожатие старая леди провела не полной рукой, а кончиками уработанных длинных и узловатых пальцев, совершенно ледяных, как и её глаза, но с шелковистыми подушечками. Ногти у неё были стрижены и вычищены, с красивой каймой, тонкой, белой, крепкой, как лопаточки.
— Джоан Уэббер. Я живу здесь, занимаюсь частным пошивом одежды.
В каком-нибудь городе покрупнее она выдавала бы чёрные визитки с вязью серебряной шёлковой печати, наверное, но в Бангоре не было смысла, кому надо — и так знали, по каким вопросам обращаться в «325», в углу с северной стороны.
— Вы прибыли в не самое спокойное время в наш город, Клайд.
Скажи сам, кто ты, или попробуй слукавить.
Она пила вишнёвый сок, разводя один к одному его с водой из второго графина. Сладко. Сладости хорошо способствовали разрастанию грибков, но ей этого было не нужно.
— Всё эти мальчики, а ещё и ужасные слухи про ожившие кошмары… кровь стынет в жилах.
Она тоже была хорошей актрисой, но эмоция не касалась её глаз. Рот говорил, горло давало нужные интонации, но выше лицо не двигалось, никак. Мимические морщины давно застыли в нём сами по себе, и эта женщина скорее любила щуриться и улыбаться, чем хмуриться.
— Особенно жалко молодёжь. Нам-то ничего не станется, страшилки скаутского костра старость не берут.

— Кошмары, — она дёрнула губами, не отрываясь от разведённого сока долгую паузу, и продолжила: — Те самые, которые преследуют недостаточно покладистых детей всё детство после историй про страшных бабаек. Для слишком любопытных, для тех, кто ночью не желает спать, для тех, кто не слушал, что от него хотели мама и папа и стремился к тому, что его душу грело.
Она возюкала последними тщательно собранными и намотанными на вилку спагеттинами, собирая на них и кусочек ветчины жирный мазок соуса, прежде чем отправить в обрамлённый некрасивой паутиной морщин вокруг сухих губ со скатавшейся помадой рот. С резким стуком, старуха отложила приборы уже окончательно, и подняла глаза на мальчика Баннерменов.
— Взрослые торопятся сложить с себя ответственность за появление демонов в сознании детей, которых им лень было воспитать собственным примером достойного человека и проще запугать до послушания. В конце концов, это многовековая традиция, которую, с пережитым страхом из детства проносит в себе каждый из нас. Как ветрянку, например.
Джоан обманула губы и взяла зубочистку, после чего довела свою мысль до конца:
— Я сказала это вам всё на случай, что, если вы приехали сюда неспроста, а что-то ворошить, то дети вам ничего не скажут, если вы будете подходить к ним как взрослый. Те из них, кто ещё не решил «повзрослеть» и закрыть глаза на очевидные необъяснимые обстоятельства — они парализованы страхом и заглушены неверием. Вы же журналист, частный детектив или вроде того? — она рассмеялась. — Только не бойтесь, просто мои друзья скоры в производстве сенсаций, как сороки — шума.

Джоан любила сбивать людей с толку. Когда любопытствующие приходили к ней с целью как можно незаметнее расспросить, думая, что она ни за что бы не догадалась, что прощупывают её или отель, она выдавала в лоб что-то очень близкое к тому, что люди хотели услышать. Гораздых разглядывать другого много среди людей, ровно до той поры, пока разглядываемый не начинает пристально смотреть в ответ.
— А скольких людей поколением старше вы опросили сегодня, Клайд? — ответила на вопрос встречным вопросом старуха. И не сказала решительно ничего.
— Не беспокойтесь, молодой человек, я не следила за вашими передвижениями, хотя с администратором на короткой ноге. Я просто старая поклонница Агаты Кристи. Не могу не видеть множество чудесных совпадений. Вы не первый из своего выпуска, кто возвращается в Бангор. А в 77 году тоже пропадали мальчики. Лучше расскажите мне о себе, чтобы я сказала вам именно то, что вы хотели узнать у меня. И почему тоже не селитесь со своей семьёй, хотя ваши родители живы и даже любят вас.
Убедить кучку маленьких повзрослевших чудовищ, что они все немного виноваты в смертях детей и заставить искать врага в тенях и среди друг друга — практично и просто. «Феникс» страдал от дурной репутации города, но, коль скоро собственные птенцы не помнили зла, что творилось при них, они только процветали на хаосе. Какого-то не нашли, но запросто могли приписать серийному убийце, если не думать, что бесследное исчезновение и роспись кровью немного не ложатся в рисунок маньяка вместе, маньяк жаждет внимания.

— О, нет-нет-нет, Клайд, я вовсе не всеведуща. Большая часть моих знаний — это предположения, которые я делаю точно исключительно благодаря опыту и интуиции, ну и техники холодного и тёплого чтения. Так всё-таки федерал, да? — она стрекочуще рассмеялась. Их такому не могли не учить. Мировые войны и годы Холодной войны с шпионскими играми похлеще передовой научной фантастики не могли толкнуть вперёд только разведку, и пусть гончие и овчарки — собаки очень разные, даже сторожевым псам должны были перепасть и инструкции, и передовые методики. Особенно когда внутренние враги стали терять политические цвета и приобретать характер «ваш сосед Билли после Вьетнама или Афгана просто иногда хочет резать людей». Или «ваша соседка Марта любит есть человечину для своих колдовских ритуалов». Про Марту, кстати, никто так и не озаботился узнать, и людоедка счастливо отбыла в мир иной. По большой иронии — съеденной.
Вопрос о родителях она больше не подняла и даже не оценила ответ: «правдоподобно», «недоговариваете, молодой человек» — ничего. Пусть догадывается и пребывает в паранойе, или спустит всё, ещё лучше, на тормозах. Быть чокнутой было выгодно. Никто опасный не воспринимал кликуш, даже тихих, даже очень точно прогнозирующих беду, слишком всерьёз, или не копал глубже, потому что дело ясное, что дело тёмное.
— Мальчик Леоне должен был уже приехать, пожалуй что. В затмение все стрелки возвращаются на полночь. Ещё немало интересных людей приедет в августе. Но это сейчас, а дети пропадали и раньше. А так я уж и не упомню по именам. Но вы заходите, у меня всё помечено в телефонных книгах. А вам бы поднять архивы по всем пропавшим мальчикам, и не только в нашем штате. Я бы сказала, кто-то от малолетнего психопата середины семидесятых, без привязки к полу, до чокнувшегося ветерана или безумного творца — ваш клиент, и этот человек убивал десятилетиями.

Отредактировано Joan Webber (2019-08-15 20:22:40)

Она перестала перебирать подушечками пальцев между двумя руками, не то как играла в какую-то детскую считалочку, развивающую тактильный контакт, не то плетя невидимую ворожбу.
— Выпускаются раз в несколько лет, содержат наиболее полную информацию о стольких соседях, со сколькими реально за три жизни не подружиться, — старуха мерно качнула головой. — Я не подмечала исчезновения детей специально, я про всех делаю пометки. Въехали, съехали, переехали, смерти, без вести пропавшие. Затмения, стихийные бедствия, мор скота и урожаев тоже. На картах и по адресам, с примерными датами. Маленькое хобби для старой леди, которая скуча́е без телевизора и радио.
Она хрустально рассмеялась, забирая со стола клатч. Разговор тактично и логично подходил к концу, и ведьма первая сигнализировала это.
— Уверена, Клайд, всё это и даже больше вы запросто найдёте в городских архивах. Но приходите пошептаться, если вдруг вам понадобится какой-то конкретный человек или совет. Я не трепло, говорю людям что-то только когда они знают, что спрашивать. Люди почти никогда не знают, что нужно спрашивать, — она подмигнула, поправила запонку на рукаве, досадливо шикнув на капельку жира, уже давно прозрачную, которую заметила на манжете, которая облегала её запястье плотно, точно была эластичной.