После ночного приключения, неестественно бодрый от адреналинового допинга, но выглядящий усталым и встревоженным, Джонатан меньше всего походил на представительного провинциального бизнесмена, владельца пусть и не очень респектабельного и практически бездоходного, но почтенного годами отеля. Всклокоченные, еще чуть влажные после душа, волосы, щетина, обметавшая щеки и подбородок, сизые мешки под глазами, и красная капиллярная сетка, заполнившая  видимую часть склер, придавали ему болезненный вид, что только подчеркивала накрахмаленная до хруста белая рубашка, без галстука и черный жилет. Брюки были от того же костюма, но вот пиджак остался в шкафу.  Спать Сейнсберри уже не собирался, желание напиться так и не осуществил, зато ему предстояло решать, притом, в кои-то веки, самостоятельно все те дела, что вроде бы как-то решались сами собой, без его участия все эти полтора года. И начать следовало с организации похорон мистера Торнтона.

Подарив старухе вежливую улыбку Джон мысленно посетовал на ту вседозволенность, что была ей позволена со времен деда и которую он оказался ни в силах как-то ограничить, как и изменить статус таинственного мистера Фроста, с которым лично он никогда не общался. Он готов был бы усомниться в его существовании, если бы не знал, что в номер, занимаемый этим господином, регулярно наведываются девочки вида «отсосу за десять баксов», да сам он изредка мелькает в окне темным силуэтом или, случайно замеченный где-нибудь в глубине ресторана пугает персонал и посетителей.

Не живи в отеле на тех же условиях миссис Уэббер, не менее странная, но более общительная особа, Сейнсберри склонен был бы лично встретиться с Фростом хотя бы затем, чтобы «побольше узнать про деда от его старого друга». Но единственный раз, когда он озвучил эту идею Торнтону, тот обронил: «Мистер Фрост сам наведается к Вам, мистер Сейнсбери, когда сочтен нужным».
До сих пор это время так и не наступило.

- Миссис Уэббер, - устало выдохнул Джонатан, кивком головы отвечая на деловое начала беседы: «дескать, вот и я, кому ж ее быть?».
- Боюсь, без сознания мистер Торнтон уже давно и останется таковым до самых похорон.

Шутить, пожалуй, в этот момент не стоило, но безумие ночной возни с трупами (начиненной кокаином мертвой бабульки и её сопровождающим), настроило Джонатана на ироническо-философский лад и  он готов был удивиться, что миссис Уэббер сама еще на ногах и являет собой образец раздражающей стариковской деятельности, а не пример смирения иссохшейся плоти перед неизбежным для всех финалом жизни.
- Своих похорон, - уточнил он, с наигранно скорбным вздохом, - вчера он показался мне странным, словно был не в себе. Но я и подумать не мог, что…
Сейнсбери картинно развел руками, постаравшись  придать лицу скорбное выражение.
- Пожалуй, если вы не сочтете за труд помочь мне с организацией похорон, я буду несказанно признателен.

В этот момент у Джонатана возникло ощущение, что кто-то стоит а его спиной, притом так близко, что его дыхание  заставляет шевелиться волоски на открытой шее. Он невольно обернулся и даже отошел от двери, где находился, войдя в номер. Ощущение чужого внимания словно прилипло, делаясь с каждой секундой все более осязаемым и тревожащим.
- Вы не против, если я открою окно? Здесь неприятно пахнет.

Пахло пролитым пивом и подгнившими осенними яблоками, присыпанными влажной, прелой листвой, да еще каким-то острым одеколоном с хвойной нотой – тем самым, который очень любил Торнтон, несмотря на то, что, по мнению Джона, мог позволить себе что-нибудь получше.
Он прошел к окну и отодвинул в сторону тюль, чтобы  добраться до створки.
Вдоль всего подоконника, у самого стыка с рамой тянулась полоса капель воды шириной дюйма в полтора, напоминая  тот благословенный богами узор на банке пива, что мгновенно рассказывает ценителю, сколь холоден напиток за тонкими жестяными стенками.

Старуха язвила, но это не вызывало у Джонатана ни злости, ни раздражения – он полагал, что стоит, пусть не уважать преклонный возраст  дамы, но относится к её чудачествам  колкостям снисходительно, помня, что когда-нибудь и он будет столь же стар и  так же нелеп со своими причудами в глазах молодых.

Он открыл окно и только ощутив, как с улицы потянуло свежим воздухом, понял, сколь удушливым стал запах, стоявший в комнате, а еще  ему почудилось, что в номере становится холоднее.
- Думаете, я не справлюсь, - хмыкнул он в ответ на колкость, - за полтора года, поверьте, мэм, я достаточно вник в тонкости работы. Да и не стоит думать, будто Торнот не заме…

Он подавился на вдохе, попытался откашляться, глотая холодный, сделавшийся  затхлым воздух, но горло сдавил спазмом и все что мог Джонатан, это сложившись полам, ч трудом удерживаясь на ногах, пытаться вдохнуть, глотая воздух крохотными порциями. Через секунду или две он уже сознавал свои ощущения и от этого ему стало жутко – что-то бесплотное, но распирающее его пищевод и обжигающее горло холодом пыталось просочиться внутрь него, протискивалось, несмотря на сопротивление мышц.
Когда он попытался взглянуть в глаза миссис Уэббер,  по щекам его текли невольные слезы.
- П-п-подавился, - просипел он, кладя ладонь на горло, словно это могло утишить  боль.
Он снова закашлялся, тяжело, надсадно, словно силясь выплюнуть бесплотное нечто, уже вымораживающее его легкие и желудок. Дышать стало легче, но чувство, почти инстинктивное осознание инвазии напугало Джонатана. В этот момент он готов был броситься к телефону и вызвать неотложку для себя, - извините…

Он не проникся приказом Джоан Уэббер – смотреть ей в глаза и едва спазм ослаб, бросился в ванную – выпить воды

Ему казалось, что холод, просочившийся внутрь,  выстудил и содержимое его черепной коробки – мыслей почти не осталось.

Звон в ушах стал предвестником опустившейся на Джонатана Сейнсбери пелены мрака. Он покачнулся, цепляясь пальцами за края раковины, и осел бы на пол, если бы не удивительно сильная хватка старухи, чьи сухие, узловатые пальцы, похожие на лапки огромного, расплющенного паука, чуть ли не вонзились в его затылок.
Фрост не имел ничего против того, что этот глупый, беспечный, самодовольный щенок сейчас задохнется. Еще секунда, может быть две, и сознание Джонатана угаснет, сердце замрет, но смерть, физическая смерть будет лишь условным переходом плоти, костей и одежды Сейнсбери во владение того, кто долгие годы бережно и аккуратно носил тело Ричарда Торнтона и собирался с нынешней ночи перевоплотиться в мистера Кейна, пока тот был достаточно свеж…

Глаза Джоната Сейнсбери, внезапно открылись, холодные, пустые, ясные, и глянули на его собственное отражение и отражение индеанки, заместившее лицо Джоан Уэббер перед взором того, кто помнил её первое обличие.
- Фрост, - почти беззвучно прошептал он, едва шевеля губами, - Уйди, женщина. Не мешай.

Она была права, предрекая Сейнсбери, что скоро, очень скоро, тот может оказаться за стойкой ресепшена. Фросту нравилось встречать приезжающих в «Феникс» людей, пробовать  осторожно их жизненную силу, подобно ребенку, украдкой облизывающему леденцы, сложенные в большую коробку и предназначенные другим. Фросту нравилось нанизывать их имена, словно бусины на нить, на историю отеля, добавляя к длинному списку тех, кто бывал здесь хотя бы однажды.
- Уйди, - проговорил он уже яснее, но удерживать тело на ногах не смог и оно осело вниз, сначала встав на колени, а затем накренилось в сторону, падая.
Боли от удара головой о выложенную шестигранными плитками кафеля стенку он не ощутил, зато меркнущее сознание Джона  удивилось, сопоставив случившееся с испытываемыми ощущениями, и он даже возмутился мысленно: как это… приложиться головой и не почувствовать ничего.

Словно таившийся под слоем золы уголек, нежно пробужденный осторожным дуновением, сознание Джонатана Сейнсбери, мошенника, игрока и авантюриста вновь зажглось в черноте небытия,  вспыхнуло в болезненном осознании своей конечности, смертности и огонек этот забился в ужасе перед окружающей его пронзительно холодной чернильной тьмой сущности, пытающейся влиться в его кровь, просочиться сквозь мембраны клеток с одной единственной целью - завладеть его телом.
Все, что прежде Джон мог назвать страхом оказалось лишь тусклыми представлениями об оном - такие остаются у слушателей историй о чужих реальных приключениях и кажутся, быть может, вполне живыми, пока нет возможности самому испытать прилив адреналина, азарт, напряжение мышц в последнем спасительном рывке из под толщи воды к голубоватому сиянию дня над  ледяной коркой вверху. У страха имелось самосознание столь чуждое человеческому, что для того, чтобы обозначить словами его имя или суть, потребовалось бы вся глубина таких определений, как  изначальность, вечность, мрак, холод, вымораживающий озера до самого дна, и неутолимый голод сущности столь прожорливой, что могла бы в одночасье выпить жизни всех тех, ничего не ведающих людей, что находились в отеле - но и того ей было бы мало, чтобы расти, чтобы обрести силу достаточную для выхода за пределы того места, откуда она просочилась из тёмных глубин или для того, чтобы родить себе подобное существо. Индейские шаманы давали ему разные имена и он равнодушно соглашался с ними пока те готовы были приносить ему тот единственный дар, что был нужен - жизнь, энергию, как стали говорить белые умники, кто  взялись строить в окрестностях его обиталища город. Один из них, схожий по силе и дару с шаманами и дал ему новое имя - Фрост и был более любопытен, чем труслив, чтобы бежать, а не искать выгоды для себя от древнего, как отношения людей и мира духов, соглашения с изначальным хозяином этого места.

"Страховка", - говорил  Дирк Комптон - и умирала жена приехавшего к нему с семьей брата. "Наследство", - и  Мэтью Комптон ложился подле супруги. "Враг", - улыбался он, приводя компаньона на место строительства торгового дома. И "Фрост" иссушал его, а после требовал еще. И еще.
Тогда и стали появляться проститутки и правило "кормись, но не убивай". Они умирали позже, через несколько недель, изможденные и слегшие от непонятных недугов, но умирали в своих домах или в больнице. Фросту было мало и этого, и того, что можно было слизать, собирая осторожно с приходивших в бакалейную лавку людей, однако,  брать со многих "мало, но постоянно" оказалось все же лучше, чем получать немногим больше, испивая жизнь одного до последней капли и ждать потом, когда же союзник или служитель приведет новую жертву - Фрост смог примириться с этим и временами даже благоденствовал, стараясь накопить силы для  того, чтобы  прорасти дальше. Он мог забирать тела, но жизнь в них теплилась затем недолго и чтобы выходить в мир и хоть как-то контактировать с людьми, в окружении которых он теперь жил, почти все силы уходили на поддержание процессов жизнедеятельности.  Торнтоном он стал  во время строительства этого здания - прораб просто умер от сердечного приступа прямо на работе и столь идеального случая Фрост не упустил, заполучив тело, прослужившее ему дольше прочих, но износившееся и одряхлевшее настолько, что последний его союзник из Комптонов не раз морщился и говорил, что надобно выбросить эту старую шкуру в кремационную печь и найти новую.
Фрост  и нашел - постояльца Кейна, порченного странными зельями и источенного болезнями, но его тело могло бы послужить ему не один десяток лет, если бы не этот новый, безнадежно тупой  и невнимательный потомок  умершего  союзника. Он даже не был уже Комптоном, хотя и состоял в родстве с последним и через него -со  всеми, кто в свой срок узнавал тайну давнего соглашения смертного и древней голодной сущности. Джон всё испортил именно в тот момент, когда  оставив полностью контроль над старым телом, Фрост стал восстанавливать функции нового, уверенный, что к утру сумеет  если не заставить Кейна облегчиться в туалете, то  хотя бы доползет до кровати.

А вместо этого его выжгли самым беспардонным образом, истощив и разозлив - и виновный - мальчишка из другого города, вполне заслуживал той смерти, что предоставила бы Фросту в пользование здоровое молодое тело и личность за которой все эти вечно суетящиеся люди признавали бы права на это место, на ДОМ.
Не рассчитывая на поддержку и помощь своего дитя, лучше понимающего людей и их мир, Фрост все же не ждал от неё такого предательства.
Он был слаб и Паучихе не потребовалось много сил, чтобы  заставить  его уйти прежде, чем он слился с человеческой плотью, да и вторжение в живого истощило его окончательно - он даже не утерпел, не  задавил огонек сознания Сейнсбери до конца.

Джон ощутил горьковатый запах, знакомый, быть может, но не идентифицируемый ни с каким названием. Сознание его, раздавленное чужой силой внезапно вновь стало главенствовать, а жуткое, чуждое самоощущение исчезло, оставив разве что воспоминания, связанные с чужой и чуждой жизнью.
Он чихнул.  Где-то на макушке разливалась пульсирующая боль, напомнив о недавнем ударе головой о стену. В горле першило, но холодный колючий ком, мешавший дышать уже растаял.
- Торнтон, - простонал он, пытаясь встать, - что за...чертовщина? Что вообще Вы тут делаете, миссис Уэббер? И.., - он пришел в себя достаточно, чтобы понимать бредовость собственного вопроса,  - и кто Вы? Кто он?

Старая ведьма сама призналась в том кем является. Да и прежде, вероятно, не скрывала этого от тех, кто приходил к ней за сомнительными услугами сути которых Сейнсбери не представлял, но полагал, исходя из собственного опыта, мошенничеством похлеще собственного. Он рассмеялся было, но горло тут же засаднило а от висков вкруг головы разлилась пульсирующая боль, вызвав у Сейнсбери тяжелый вздох граничащий со стоном.
Он проводил вышедшую старуху усталым взглядом а потом, с трудом поднявшись на ноги, включил холодную воду и сначала напился, силясь смыть с языка и неба привкус тления, а потом и умылся, не обращая внимание на то, что залил воротник рубашки и грудь.
После испытанного только что ему было безразлично, в каком виде он предстанет перед миссис Уэббер, странной портнихой из номера в конце коридора на третьем этаже.
Старуха вернулась прежде, чем Джонатан закончил вытирать влагу с лица и рук и тоже умылась, но не столь небрежно, как он.
- Миссис Уэббер, - он напустил в голос торжественного пафоса,  но понимал, что сейчас это звучит скорее, как наигранная бравада, - я верю в космические станции и в то, что в  мире никогда не переведутся идиоты.  А еще я знаю, что это ваше сверхестественное хорошо продается, если знать,  с чем имеешь дело и убедительно вешать лапшу на уши клиенту. Не моя тема, но тем не менее... Правда я не понимаю, как от этого зависит ваш ответ, если вы можете хоть что-то объяснить - я буду признателен, а нет...
Он демонстративно пожал плечами.
Ничего из того, что он знал о всякой мистической фигне, о полтергейстах и кругах фей, самопроизвольно появляющихся на полях, о призраках на фотграфиях и талантах Дэвида Копперфильда не могло объяснить пережитое им соприкосновение с чем-то вечно голодным, и вымораживающим душу, чем-то столь старым, что помнило, как и когда закладывался фундамент этого отеля. Обрывки когда-то без особенного интереса просмотренных телепередач, да  выслушивание бреда  мистически настроенных дурочек позволяли Сейнсбери знать о существовании карт Таро, хрустальном шаре и доски для предсказаний, о том, что и теперь, в век технического прогресса люди верят в ведьм и дурацкие приметы - но и только. Ничего о той дряни, которая пыталась проникнуть в него, о  неведомом духе, считающим себя хозяином этого места в скудном запасе псевдоэзотерических знаний Джонатана Сейнсбери не было.