«Искусство литературы» — чтиво не самое увлекательное. К тому же он уже знаком с некоторыми публикациями Лоджа, включенными в книгу, из газетных подшивок в городской библиотеке. Тем не менее Ричи задерживается в кабинете со второй по счету за вечер чашкой кофе, делает пометки на полях наполовину исписанным карандашом, фиксирует особо любопытные страницы в блокноте рядом и, заглянув в пачку винстона, вытягивает последнюю сигарету с твердым решением дотянуть до утра. Ближайший магазин (Ричи подозревает, что коренастый мексиканец наверняка отпускает табак в том числе и школьникам, пока никто не видит) откроется все равно не раньше восьми.
Клевать носом он начинает в первом часу. Трижды роняет голову на подбородок, подпирает ее рукой, но все-таки проваливается в сон. Из которого его безжалостно вырывает голос Саймона. Саймон зовет его, и Ричи с первых секунд определяет, что он напуган. До смерти напуган. Жалобный скрип половиц в коридоре затихает у самой двери. Ричи замирает (по затылку словно проводят ледяной рукой), неспособный двинуться с места. Сначала он видит истертые носки затасканных кедов (Джой несколько раз безуспешно пыталась их выбросить, аргументируя тем, что Саймон выглядит, как оборванец, но он то и дело их спасал, так что ей в итоге пришлось сдаться и дожидаться часа, когда кеды станут малы). Затем поднимает взгляд. И крошечная надежда сменяется липким ужасом.
— Я звал тебя, папа, — шепот звучит отчетливо, но губы Саймона остаются неподвижны. Пустые глазницы чернеют на изуродованном лице.
— Почему ты не пришел?
Почему ты не пришел, папа?
Во второй раз Ричи просыпается окончательно в половину второго. Руки дрожат так, что едва получается сомкнуть пальцы на сигаретной пачке. Он сминает ее, удерживая в кулаке. Курить хочется невыносимо. Скомканная упаковка винстона отправляется в урну для бумаг. Мексиканец откроет в восемь, но всегда есть круглосуточная заправка. А находиться в пустом доме
Почему ты не пришел, папа?
ему совершенно не хочется.
Неваду Ричи заводит торопливо и чуть не забывает провернуть тумблер ближнего света. В зеркале заднего вида собственное отражение оставляет желать лучшего: все еще бледную физиономию расчерчивает тонкая полоса отпечатавшегося края книги. Спустя два отключенных на ночь светофора и один, слишком долго, по его мнению, горящий красным, он выезжает на девяносто пятую магистраль. Грузовик с цистерной, маркированной Оринко, тянется, как кажется теперь, медленно, не превышая шестидесяти миль. Ричи идет на обгон и обзывает дальнобойщика, тут же свернувшего на съезд, редкостным мудаком. Про себя, разумеется, — в силу привычки. Ругаться в машине ему не позволяет Джой: ребенок, говорит, она, считает тебя безусловным авторитетом и будет повторять любую дрянь, сорвавшуюся с языка. Ричи подозревает, что Джой иногда ревнует к нему Саймона. Впрочем, больше ей беспокоиться не о чем.
Человеческую фигуру, мелькнувшую в свете фар, точно тень от распятия, Ричи замечает уже после того, как левая шина взрывается оглушительным хлопком. Видения обычно приходят гораздо раньше. Мысль мелькает, но тут же растворяется, как только руль резко уходит влево. Неваду выносит на встречную полосу, но реакции ему хватает, чтобы не улететь дальше обочины. Ногу с педали тормоза он убирает не сразу, даже после того, как Невада замедляет ход и останавливается окончательно. Оринко проносится мимо, так и не воспользовавшись съездом с магистрали.
— Твою мать, — произносит он уже вслух. Отцепляя пальцы от руля, Ричи с трудом унимает тремор, как у распоследнего алкоголика, и, хлопнув по кнопке аварийки, выбирается из машины. Обходит ее, чтобы проверить запаску, применить которую ему ни разу не пришлось с момента покупки. И застывает на месте, сощурившись. Трасса не освещается, но в равномерном мелькании аварийных огней его взгляд выхватывает девицу, задравшую голову к черному, беззвездному небу.
— Ты спятила? — он подходит ближе; так, что может разглядеть ее лицо. Уточнение, впрочем, лишнее: девчонка явно не особо нормальная, если считает прогулку по хайвею хорошей идеей. Что только подтверждает отборная брань, адресованная невидимому собеседнику. Помимо прочего, очевидно, еще и нетрезвая: початая бутылка виски в ее руке — явно не декоративный аксессуар. — Если собираешься покончить с собой, то попробуй что-то более традиционное. Чтобы потом никому не пришлось отсиживать из-за тебя срок, — психи на дорогах раздражают невероятно. Обычно, правда, они сидят за рулем, а не дефилируют на своих двоих. 
— Вот дерьмо, — сквозь зубы комментирует Ричи, когда шарит в кармане джинсовой куртки, но обнаруживает там только зажигалку. — Есть сигарета?

Зимнюю резину он поменял на летнюю только в начале апреля. После — дважды проверил давление на холодные шины. Салли — толковый парень, но патологически ленивый и вполне мог бы схалтурить в процессе работы. Однако никаких косяков выявлено не было. И сходу определить, по какой причине лопнула шина, не получается. Разницы, впрочем, все равно сейчас никакой нет: машина стоит на обочине со стороны встречки, задорно подмигивает аварийными лампочками и не проедет и мили, пока он не сменит колесо. Очаровательно.
Ричи глядит на девчонку исподлобья; ему хочется хорошенько встряхнуть надравшуюся малолетку (даже густо размалеванной ей не дашь больше двадцати трех-двадцати пяти), чтобы привести в чувства, и отобрать бутылку. Бросающиеся под колеса суицидники — кошмарные эгоисты. Будь на его месте какой-нибудь мальчишка, только-только получивший права, в жизни бы не сел больше за руль. А за решетку — очень даже вероятно.
Пачка у девчонки тоже не особо полная, от силы четыре-пять сигарет, но Ричи решает, что она не обеднеет. И обходится без благодарности, вытягивая сигарету губами. Он сердится. Он, блять, очень сильно сердится. Но когда щелкает зажигалкой и глубоко затягивается, прикончить чудом уцелевшую девицу хочется чуть меньше.
— Посмотрим, — не вынимая сигареты изо рта, ворчит Ричи, подходит ближе к самоубийце (как еще назвать дурочку, выгуливающуюся посреди скоростной трассы?) и возвращает слегка ограбленную пачку. Девица шарахается от него, но удерживает баланс на невысоком каблуке. Ричи в молчаливом удивлении вскидывает брови, но решает не комментировать. Она определенно не в себе, но Ричи в текущей ситуации куда больше волнует состояние запаски, чем зашуганной девчонки, пытающейся свести счеты с жизнью под колесами его, блять, автомобиля.
Запасное колесо, как и должно быть, обнаруживается на месте. А еще аптечка, аварийный знак, огнетушитель. Все обязательное дерьмо, которое может потребоваться в экстренном случае. Кроме домкрата.
— Ну разумеется, — Ричи еще раз обшаривает багажник (он перенервничал и мог не заметить), но тщетно. Дверь он захлопывает резким движением и отбивает неравномерную дробь костяшками пальцев по крыше универсала. Уехать с магистрали у него получится, только если девица вдруг окажется героиней комиксов, которые вместо нормальной литературы взапой читают его ученики, и сможет подержать Неваду одной левой, пока Ричи будет ковыряться со сменой колеса. Иными словами, никак.
Он выдыхает, делая очередную затяжку, и переводит угрюмый взгляд на девчонку. Ее лицо подсвечивается только мигающими оранжевыми фонарями. Но и так он замечает потекший макияж. Собственно, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы смекнуть: устроить променад по трассе в малоприятной компании Джека не придет в голову человеку, у которого все в порядке. И ему на мгновение становится чуточку стыдно.
— Ладно, мисс. Придется пройтись пешком, — уже дружелюбнее сообщает Ричи, едва улыбнувшись. Тушит брошенный на асфальт окурок, дергает дверь со стороны водительского сиденья, вытягивает ключи из замка зажигания и закрывает машину. — До заправки ближе, чем до города. Я позвоню знакомому, и мы подбросим тебя домой. И дай сюда эту дрянь, — он морщится, покосившись на бутылку, вокруг которой сомкнулись ее пальцы. — Не хочу потом тебя тащить пять миль на себе.

Осторожность девица проявляет немного не вовремя: думать о собственной безопасности следовало пятью минутами ранее, когда ей вздумалось шагнуть на проезжую часть прямиком навстречу его несчастной Неваде. А еще лучше — несколько часов назад; до того, как она вообразила, будто шататься по магистрали, где носятся фуры, — подходящее развлечение для щуплой девчонки, бодро размахивающей бутылкой виски. И дело даже не в перспективе превратиться в мешок с раздробленными костями, о нет. Она, конечно, судя по тенденции, не во вкусе маньяка, уродующего тела мальчишек. Но вполне могла бы приглянуться какому-нибудь заскучавшему по женской ласке дальнобойщику. И строительный нож с хрупким лезвием вряд ли бы ей помог сказать «нет».
Ричи не первый год преподает в школе; он отлично знаком с этим сценарием: лучшая защита — нападение. И, видит бог, с такими детьми порой приходится крайне трудно. Его коллеги вовсе предпочитают не лезть дальше поверхности. Может быть, это и есть самая правильная стратегия для преподавателя, через которого проходят десятки подростков с объемным багажом личных проблем, но Ричи придерживается иного мнения.
— А теперь давай начнем сначала, — Ричи тяжело выдыхает, стягивает очки, неспешно трет их о край футболки. Привычные движения не меняются с годами. И любой его ученик в курсе, что за этими действиями следует исключительно спокойный, конструктивный разговор без претензий и угроз отправиться в кабинет директора. — Ты, — он указывает в сторону девчонки дужкой. Образ ее размывается, но очертания Ричи видит и без линз, — выскочила на трассу, создала аварийную ситуацию и лишила меня транспортного средства до утра как минимум. И это не говоря о том, что если бы я не справился с управлением, машина бы перевернулась, и мы бы с тобой сейчас не беседовали, — надевая очки, Ричи вновь делает паузу и внимательно смотрит на девчонку. Та тоже не сводит с него взгляда, очевидно, ожидая подвоха. — Так что ты у меня в долгу. А мне сейчас не очень хочется гулять в одиночку. Пройдемся до заправки, и можешь идти на все четыре стороны. Можешь даже не прятать холодное оружие, — он все-таки дергает уголками губ. — Если я тебе кажусь настолько опасным.
Ричи очень хочется спросить, в каком месте она разглядела в нем насильника или агрессивно настроенного вора, но что-то подсказывает ему, что лучше не задевать тему. Девчонка молчит, все еще сжимая рукоятку ножа, и Ричи, в очередной раз вздохнув, несколько раз проворачивает кольцо на безымянном пальце.
— К тому же ты теперь торчишь мне сигареты за нанесенный ущерб. Пойдем. Обещаю держаться от тебя на расстоянии вытянутой руки, — ему надоедает играть в молчанку. Да и околачиваться посреди дороги всю ночь — перспектива не из приятных. За все это время мимо не проехала ни одна машина, и ситуация вряд ли изменится до утра. Разве что пронесется еще одна оринковская цистерна с химикатами, водитель которой даже если и обратит внимание на габаритные огни Невады, то забудет о них еще до того, как на местной радиоволне сменится следующая песня.

Бутылка, пристроенная девицей на асфальте, вроде бы не опустела и наполовину по беглой визуальной оценке. Ричи приходит к выводу, что если девчонка и была пьяна, уже вполне бы успела чуть протрезветь. Но в ее случае это особой роли не играет: она все равно остается зашуганной, истерично агрессивной, нестабильной. Роскошная комбинация.
Уж больно активная подозрительность выдает ее с головой. Разумеется, Ричи не может сказать наверняка, с чем именно пришлось столкнуться девице, раз теперь она готова броситься на любого с жалким лезвием при малейшем намеке на сокращение комфортной для нее дистанции. Но догадаться не так трудно.
— Слушаюсь и повинуюсь, — Ричи поднимает руки в знак полной капитуляции, предпочитая не спорить. Девчонка может и передумать. А провести остаток ночи и следующего дня минимум в размышлениях, дошла ли несостоявшаяся самоубийца домой без сомнительных приключений, ему не особо хочется.
Ричи запихивает ключи от машины в глубокий карман куртки, рассеянно нащупывает зажигалку и бодрым шагом трусит в противоположную от города сторону, предварительно перейдя дорогу. Лучше уж идти в одном направлении с проезжающими (исключительно теоретически) машинами. Впрочем, в кромешной темноте автострады заметить двух пешеходов будет одинаково сложно, как ни крути. Ричи бездумно проворачивает резное колесико зажигалки, не нажимая кнопку подачи газа, и периодически оборачивается, чтобы проверить, если его спутнице вдруг не пришло в голову передумать и втопить обратно. Помимо стрекота цикад и стука ее каблуков об асфальт Ричи улавливает, как девица начинает шмыгать носом. Он гадает, к чему бы это: к простуде или к надвигающимся рыданиям. Но долго размышлять не приходится. Девчонка оступается, и, обернувшись в следующее мгновение, Ричи наблюдает ее уже упавшую на колени. Несчастный нож отскакивает от поверхности дороги, как аномально крупный кузнечик, но хозяйке, очевидно, сейчас не до него. Ее плечи, упакованные в грубого покроя куртку, мелко трясутся, волосы закрывают лицо, но и по всхлипываниям Ричи понимает, что девчонка присела явно не для того, чтобы передохнуть.
С полсекунды Ричи хмурится, глядя на нее, затем вновь вздыхает и поднимает оброненный ей нож, удерживая той стороной, где должно быть лезвие, к себе.
— Ладно, мисс самостоятельность, поднимайся, — Ричи подходит к ней ближе, но не нарушает данного обещания: протягивает руку, чтобы помочь встать на ноги. — Поплачешь, когда дойдем. И забери свое оружие, чтобы тебе было спокойнее.
Девчонка еще несколько раз вздрагивает, прежде чем поднимает на него мутный от слез взгляд. Выглядит она предельно несчастно, и Ричи окончательно становится неловко за то, что в первые секунды их знакомства не повел себя деликатнее. С детьми все гораздо проще. В силу возраста их проблемы еще не успевают накопиться до размеров огромного снежного кома. И с доверием у них не настолько плохо.
— Или, если ты устала, могу дать тебе ключи от машины. Посторожишь, пока я не вернусь, — без передней шины девица все равно никуда не уедет. И, может быть, ей даже хватит такта не вскрываться в салоне чужого автомобиля. Зато, если она замкнет все двери, Ричи будет намного спокойнее знать, что ее не запихает в кабину никакой ублюдок, случись ему проехать мимо.

Пожалуй, ему и правда повезло. Вероятность перевернуться, хорошенько приложившись головой (если не о лобовое, так о крышу точно), даже с учетом удерживающего механизма ремня безопасности, велика, когда на высокой скорости подводит колесо. Ричи размышляет об этом, проигнорировав истеричные вопросы девчонки, решив, что они носят больше риторический характер. Она похожа на подростка, вошедшего в сладкий возраст громких скандалов и попыток свести счеты с жизнью. Никто в мире ее не хочет понять, никто не считается с ее чувствами, никто не воспринимает ее как состоявшуюся личность. И прочие загоны, свойственные ребенку, столкнувшемуся с проблемами, которые решить самостоятельно иной раз не по силам и взрослому. Нюанс в том, что девица все-таки не его студентка. И не его дочь, чтобы Ричи мог позволить себе чуть больше, чем тактичное увиливание от попыток втянуть его в ссору с поножовщиной (в том, что девчонка вполне может рискнуть исполосовать себя, Ричи уже почти не сомневается).
Сунув руки в карманы, он чуть поводит плечами. Месяц сам по себе выдался довольно теплым, что не такая уж и редкость в Бангоре. Но ночью температура падает ощутимо и, спустя четверть часа, у него заметно подмерзают пальцы, а по затылку неприятно тянет прохладным ветром. Продуваемая трасса — сомнительная локация для продолжительных пеших прогулок.
— Бога ради, не шарахайся ты так. Не собираюсь я тебя трогать, — Ричи фыркает, когда нагнав девицу, равняется с ней. Если подумать, она напоминает запуганного и загнанного зверька, отрицающего сам факт социализации. Поверхностный анализ говорит о том, что девицу до такого состояния довел явно не один-единственный неприятный инцидент. Ричи поднимает воротник куртки (девчонка снова рефлекторно дергается в сторону, но, очевидно, успокаивается, сообразив, что ей пока ничего не грозит) и косится на торопливо шагающую рядом суицидницу.
— Ричи Браун. Можно просто Ричи, — он на ходу протягивает ей правую руку, но почти сразу возвращает ее в карман, заметив, с каким подозрением девчонка реагирует на элементарные жесты.
Идти им еще довольно долго. Ричи почти жалеет, что не захватил недопитую бутылку виски. Кажется, он успел бы трижды протрезветь: девица устраивает грандиозные концерты. Джой могла бы позавидовать; она, в отличие от его новой знакомой, даже в своем самом психованном состоянии умудряется оставаться хладнокровным тираном в юбке.
Еще через пятнадцать минут мимо пролетает легковой автомобиль; не требуется сканировать скорость радаром, чтобы понять: водитель превышает безбожно. Ебаный штат Мэн (как сказала бы его попутчица). Самые доброжелательные и неравнодушные жители в стране.
— И как часто ты бросаешься под машины? — если бы девчонка соизволила немного подождать, пронесшийся сейчас гонщик довел бы ее попытку до логического завершения.
А ему, наверное, следовало бы дождаться утра, а не тащиться посреди ночи ради одной пачки винстона. Саймон снится ему не так часто. Но после этих снов он не откажется оказаться хоть на краю света в любой компании, лишь бы не находиться наедине с кошмаром в доме, который все еще хранит невидимое присутствие его сына. Мертвого сына.
— У тебя остались сигареты?

Отредактировано Richard Brown (2019-06-27 17:01:34)

— А ты всегда такая вежливая, Никки Китч? — вопросом на вопрос отвечает Ричи и улыбается, но без издевки. Хорошо разглядеть в темноте лицо девчонки не выходит, к тому же она старательно его прячет, втянув голову в плечи. Много говорить — внушительная часть его профессии. А еще — отличительная черта характера. Но Ричи в порядке исключения затыкается. Вовремя остановиться он умеет. Признание Никки Китч, сопровожденное демонстрацией правого запястья, звучит скорее враждебно, чем жалостливо. Ричи не успевает наглядеться на рубец, запечатленный на бледной коже, как доказательство одной из неудачных попыток выйти из игры. Но догадывается, что вскрыть вены девчонка пыталась не единожды. Раз уж решилась воспользоваться помощью водителей, чей путь сегодня лежит через девяносто пятую магистраль.
Он на секунду притормаживает, когда Никки с силой впечатывает в него потрепанную пачку честерфилда, но успевает перехватить ее прежде, чем Никки отдергивает руку. Пальцы у нее ледяные — на порядок холоднее, чем его собственные. Ричи не спешит с комментариями. Только аккуратно вытягивает сигарету, оставив вторую в одиночестве, прячет пачку в кармане и из него же выуживает зажигалку. Огонек пляшет на ветру и затухает при ходьбе. Приходится остановиться, чтобы подкурить. Но он тут же нагоняет не сбавляющую темпа девицу.
— Извини, — табачный дым неудачно попадает в нос, и Ричи отфыркивается. —  Не каждый день мне под колеса прыгают опытные самоубийцы, — он неловко пожимает плечами, стряхивая под ноги еще алеющий пепел. Ричи хочется сказать, что Никки Китч кошмарно заблуждается, утверждая, будто ей, видите ли, не везет. Не везет — это обезображенный труп двенадцатилетнего ребенка, обнаруженный у заброшенной шахты. Одному богу известно, что пришлось пережить Саймону, прежде чем его убили. Насколько ему было страшно и больно, и
(Почему ты не пришел, папа?)
как долго он звал на помощь, пока ублюдок наконец не сжалился. Никки Китч ни хрена не знает о невезении. Ее, в отличие от его мертвого сына, бережет нечто свыше. И она полная дурочка, если до сих пор этого не поняла.
— Не устала? — в следующий раз Ричи заговаривает только спустя почти три пройденных мили. Сам он успевает согреться от быстрой ходьбы. Но от чего-нибудь горячего бы однозначно не отказался. Заправочную станцию уже отчетливо видно на горизонте благодаря скудной, но все-таки подсветке. Только бы у них был телефонный справочник. Ричи держит в голове уйму информации вплоть до некоторых номеров страниц школьных учебников, но с телефонами его память справляться категорически отказывается.
— Выпьешь со мной кофе, Никки Китч? Если, конечно, на сегодня у тебя больше нет планов, — тыльной стороной ладони Ричи поправляет норовящие соскользнуть с носа очки и вынимает последнюю сигарету из пачки. — Будешь? — тут же предлагает он. До АЗС остается пройти всего ничего. Наверняка кафетерий там паршивый (Ричи подозревает, что запросто можно свалиться с пищевым отравлением, перекусив заветренным сэндвичем), но точно есть приличный кофейный автомат: не предел гастрономического удовольствия, однако вполне сносный относительно остального ассортимента.

Естественно, она огрызается. Грубость — защитная реакция на раздражитель. Девчонка пыталась покончить с собой (и далеко не один раз, если верить ее весьма откровенному для поверхностного знакомства признанию). Даже бросилась под машину, не пытаясь увернуться в последний момент, как одумавшиеся подростки-недосуицидники, осознавшие, что умирать на самом деле — страшно. Следует сделать скидку на пережитый стресс. Потому, собственно, Ричи и пропускает мимо ушей очередную колкость. Девица может сколько угодно грязно ругаться, угрожать, фыркать, строить недовольные гримасы, отправлять его гореть в аду. Ричи за без малого десять лет работы успел услышать приличное количество вариаций на тему «куда следует отправиться мистеру Брауну», но практически ни разу ему не пришло в голову принимать советы всерьез. В детях (как и в некоторых взрослых порой) не всегда умещаются все эмоции одновременно. Комбинация злости, обиды, страха — все это запросто трансформируется в агрессию. Девчонка боится и изо всех сил старается скрыть это. Но кто такой Ричи, чтобы играться в ее психоаналитика без соответствующей просьбы?
Никки Китч (думая о девице, Ричи мысленно произносит ее имя в одно слово вопреки однозначной просьбе) вновь придирается к словам.
— «Пафосные книжонки» — часть моей работы, придется смириться, мисс Китч, — помолчав, Ричи вертит сигарету между пальцами, не отставая от торопящейся девицы. — Разумеется, за мой. Это же я и моя машина тебя подвели, — на этот раз Ричи уже ухмыляется. И ухмыляется совсем невесело. Угостить девчонку кофе он собирался в любом случае. Но надеялся, что хотя бы за практически час с лишним пути она слегка угомонится. В целом Никки Китч уже не рыдает, не пытается вскрыться канцелярским ножом, не прыгает под пронесшуюся с действительно смертельной скоростью машину и ведет себя почти прилично. Может, к моменту, когда Ричи дозвонится до Салли, она уже передумает так категорично отказываться от помощи, как в первые минуты их неловкой беседы.
— Я позвоню приятелю. Он подъедет на заправку, — терпеливо повторяет Ричи, не позволяя себе ни на секунду выйти из себя. Девчонка, по его оценкам, тут же драпанет, если почувствует, что он, уставший и замученный ночными кошмарами в том числе, сердится. — А дальше у нас есть два варианта: или Салли подвезет тебя домой, или, если хочешь, можешь дождаться, пока мы сменим колесо, и я подвезу тебя сам, — он так отчего-то и не прикуривает последнюю сигарету. И, подумав, добавляет:
— Куда скажешь.
Интересно получается, думает Ричи, сегодня он едва не сбил девчонку на трассе и чуть не перевернулся сам. А завтра утром они отправятся на работу. Как ни в чем не бывало.
В мире ничего не меняется, если у одного человека происходит трагедия, перекроившая жизнь на до и после.
Больше он ничего не говорит, чтобы не бесить девчонку сильнее, чем вышло уже.
Сонный парнишка за кассой сначала щурится, встречая заспанным взглядом поздних посетителей. Затем откровенно таращится, но молчит, за что Ричи ему крайне признателен.
— И два кофе, пожалуйста, — получив справочник (храни Господь тех, кто придумал держать списки телефонов на заправках), просит Ричи. — Эспрессо и... — он оборачивается, чтобы посмотреть на свою компаньоншу, оставшуюся чуть позади, — какой тебе, Никки?
Она с угрюмым видом изучает носки собственных ботинок, скрестив руки на груди, и Ричи вдруг ни с того, ни с сего кошмарно хочется ее обнять. Она больше похожа на измученного ребенка, чем на дерзкую сквернословящую девицу, какой хотела бы казаться.

Отредактировано Richard Brown (2019-06-27 17:03:55)

После четвертого гудка он напрягается: если Салли накануне надрался (что вполне на него похоже), то сейчас вряд ли будет в состоянии подойти к телефону. Не говоря уже о том, чтобы сесть за руль.
— Не за что, — улыбнувшись, Ричи больше беззвучно шевелит губами, отвечая поблагодарившей его девчонке, пока прижимает к уху трубку плечом. По пути он размешивает в кофе сахар, предвкушая, насколько отвратительно приторным тот станет, когда кристаллы растворятся. Но от сладкого лучше работает соображалка, а от крепкого эспрессо меньше хочется спать. Идеальная комбинация, проверенная на собственном опыте.
Хриплый ото сна голос Салли выдает его недовольство с головой. Однако он все-таки обещает приехать. Ричи дважды напоминает, чтобы разгильдяй не забыл захватить домкрат. И все еще остается не уверен: возможно, придется заставлять рассеянного оболтуса возвращаться.
— Клянусь доставить тебя в целости и сохранности, — он строит серьезную физиономию, вернув телефонный справочник притихшему парнишке. Получивший свою порцию от Никки Китч, тот предпочитает вообще не смотреть в их сторону и старательно прячет взгляд, когда Ричи, вспомнив первоначальную цель своего визита, просит пробить ему две пачки сигарет.
— Спасибо. Возвращаю с процентами, — честерфилд он протягивает девчонке (в резком свете ламп ее лицо, спрятанное за волосами, выглядит совсем уж болезненно бледным), а свой винстон прячет в кармане куртки. Никки Китч, похожая на замученного жизнью угловатого подростка, пачку забирает не сразу; и старается не касаться его руки.
Салли объявляется через минут двадцать от силы. Потрепанный пикап, доставшийся ему от отца, пыльный, будто он целую неделю раскатывал по бездорожью. Но сейчас любое транспортное средство лучше, чем ничего.
— Веселая ночка выдалась, да? — Салли задорно подмигивает его спутнице, но тут же сникает, встретив ее мрачный взгляд. Ричи зыркает на него не менее красноречиво, и остаток пути они проводят, строя предположения, отчего могла бы лопнуть практически новая шина.
Пока Салли помогает ему разобраться с колесом, Ричи периодически косится на Никки и считает выкуренные ей сигареты. Четвертую ему уже хочется вырвать у нее из рук. В последние годы мать курила с короткими перерывами в пятнадцать, максимум — тридцать минут. Ничем хорошим это не закончилось. Но Ричи и сам далеко не пример образцового адепта здорового образа жизни, потому ему остается только хмуриться и молчать.
— Увидимся, — неловко прощается Салли и, бросив неуверенный взгляд на девчонку, видимо, решает, что заговаривать с ней — себе дороже.
— Забирайся, Никки, не торчать же нам тут до утра, — открыв перед ней дверь, Ричи поторапливает переминающуюся с ноги на ноги девицу. Он устал, он чумазый, и ему ужасно хочется попасть домой.
Пустая упаковка от мармеладных конфет (Джой кошмарно сердится, если видит с Саймона с «этой дрянью») шуршит под его ладонью, когда Ричи ощупывает бардачок на предмет бумажных салфеток. Он зависает на мгновение, сжимая пестрый пакетик, и почти забывает, что находится в салоне не один. Но, обратив внимание, как Никки пытается слиться со спинкой сиденья, поспешно выпрямляется и трет замерзшие перепачканные пальцы, прежде чем взяться за руль.
Уже в городе Ричи начинает представлять, в каком очаровательном виде с утра объявится на работе. Близко к тому, в каком он пребывал еще несколько месяцев после похорон Саймона. Девчонке тоже предстоит не самый приятный день: продолжительная прогулка вполне может аукнуться простудой.
— Спасибо за компанию, Никки, — по ее просьбе Ричи притормаживает у прачечной на Гарленд-стрит, — оставишь мне свой…
Телефон. Он хочет сказать: «телефон, чтобы убедиться, что ты дошла». Но девчонка выскакивает сразу, стоит Неваде окончательно прекратить движение. Никки Китч сбегает, и Ричи, оказавшись наедине с собой, замечает тихий шум помех, так и не поймавшего волну приемника.