Два месяца слишком долгий срок для поездки. Генри не хотел ехать вовсе, он предпочел бы остаться с Бангоре с друзьями, с Ноа. Играть в настольные игры, ездить на велосипедах по городу, забираться в заброшенные дома на окраине, представляя себя героями разных рассказов. Но его мнения никто не спрашивал и ему пришлось сесть в машину и пересесть на поезд, который отвез всю их не очень дружную семью к океану.

Длинные письма, которые Миллс писал раз в три дня походили на рассказы, и наверное в будущем, в глубокой старости он сможет опубликовать их как мемуары, если, конечно, Ноа сохранит их так долго и позволит Генри снять с них копии. Генри рассказывал обо всем что видел, слышал, где был, что пил и ел, какие яркие были огни первого вечера на пляже, как его буквально за руки и за ноги вытаскивали из местного клуба с игровыми автоматами, как он потерялся в торговом центре и его вызывали по громкой связи.

Он ужасно скучал. Не хватало улыбки Бейдера, его тихого смеха, их споров о силе магического удара, которым он запустил в тролля, Просто не хватало рядом Ноа, к которому можно было прийти в любой момент, ничего не объясняя, и получить стакан молока и пару шоколадных печенюшек, а потом весь вечер смотреть дурацкие боевики или в очередной раз пересмотреть Звездные войны. Если это не первая влюбленность, то тогда дурацкие мелодрамы, так любимые его сестрой, врут.

Каждый день был заполнен походами на пляж, где мать заставляла Генри выходить из тени и загорать, не обращая внимания на то, что он уже весь покрылся веснушками, а плечи покрывал загар, которому позавидовали бы все его одноклассники. Он ел самую вредную и запрещенную родителями в Бангоре еду, обпивался газировкой и непременно собирался привезти несколько баночек своим друзьям, считая дни до возвращения в родной штат Мэн.

Едва нога ступила на платформу, как сквозь гомон людей и шум поездов прорвался знакомый голос и до этого хмурое и уставшее лицо, щедро обсыпанное веснушками, озарилось улыбкой. Он сообщил когда приедет, но не был уверен, что письмо дойдет вовремя, но Ноа здесь. Улыбается ему, и Генри с трудом подавляет желание его обнять, знает, что нельзя.

- Привет, - Миллс улыбается в ответ, подходя почти вплотную, сжимает в пальцах лямку рюкзака, но тут же протягивает руку, касаясь плеча друга даже в летнюю жару спрятанного под длинными руками пусть и тонкой рубашки. – Я знаю, что нельзя, - но руку не убирает. – Но рубашка же. В отличие от Генри, Ноа не набрал в росте, но мышцы, что напряглись под пальцами, заставили парня выгнуть бровь, тряхнув кудрями, чтобы убрать их с глаз. – Ты один? – Генри огляделся, в тайне надеясь, что Ноа скажет да. Ему хотелось провести немного времени только с ним, как бы это не красиво звучало по отношению к их друзьям.

Мать Генри всегда была женщиной своеобразной. То она месяцами даже не вспоминала о существовании сына, то резко вывозила его на пляж, чтобы он поднабрался сил и подышал воздухом, то вот сейчас так крепко обняла его, будто они не виделись сто лет, а не неделю.

Она обняла бы и Ноа, если бы Генри не предупредил ее, что его друг не любит когда к нему прикасаются чужие, что для него это неприятно и лучше ей держать руки при себе. Мисси Миллс поняла все предельно четко и не трогала никого из его друзей, что было на руку всем.

- Печенье будет здорово, но мы спустимся сами, - крикнул Миллс, уже взлетая наверх по ступенькам и дожидаясь пока Ноа оттает и пойдет следом. Толкнув дверь Генри облегченно и блаженно выдохнул. Вот она родная стихия. Все карты на месте, каждая нитка и кнопка там же, где он оставил их перед отъездом. Ноа на его кровати, они снова вместе. Все как два месяца назад, будто он и не уезжал.

Половину его сумки занимают подарки, и столько же в рюкзаке. Он запасся сладостями, газировкой, еще какими-то совершенно бесполезными по мнению его сестры вещами, но для Генри они все были жизненно важны. Он купил всей их банде одинаковые футболки, еще какие-то безделушки, но для Ноа припас еще один подарок, особенный.

- Нет, это для моего соседа, - фыркает Миллс отходя обратно к сумке и выбрасывая на пол свои вещи. – Для тебя, конечно. О, боже, Ноа!

Он не успел сказать, что банка теплая и ее стоит открывать осторожно, и просто наблюдал как в замедленном кадре, как в лицо Бейдера бьет фонтан сладкой газировки. Минута осознания и он уже бежит за полотенцем в ванную, наскоро намочив его в теплой воде. Но замирает на пороге комнаты, увидев Ноа без футболки. Они не раз видели друг друга и в пижамах, и в белье, и даже без него, но Генри не мог даже представить себе, что его лучший друг станет таким. Каким, Генри? Горячим, определенно слишком горячим. И если однажды он перестанет прятаться за слоями одежды у него не будет отбоя от поклонниц.

Шаг ближе, и хочется тут же отбежать, чтобы просто не пялиться на широкие плечи, на появившийся пресс и крепкие руки. Генри едва подавил в себе желание облизать остатки газировки с шеи парня, осознавая, что это может стоить ему жизни. – Я помогу, - как-то хрипло произносит парень, списывая все на усталость, и медленно протягивает руку с полотенцем, касаясь плеча и проводя мягким ворсом по груди, чтобы стереть все следы. Он осторожен, потому что знает, что к голой коже прикасаться нельзя, но он может провести по животу рукой в полотенце, ощущая под пальцами напрягшиеся мышцы. Спокоен, по крайней мере, надеется, что выглядит спокойным. – Можешь принять душ, если хочешь. Я дам тебе что-то из своих вещей переодеться.

Не надо.

Миллс поджимает губы, едва сдержавшись, чтобы не отдернуть руку. Он знает, что обидел был этим Ноа сильнее, чем любая жалость или сетования на его незавидную участь. Поэтому просто поджимает губы. Молча протягивает ему полотенце и отходит. Не нужно было этого делать. Это не правильно, ведь Ноа его лучший друг, они знакомы с самого детства, знают друг о друге все, даже самые страшные и безумные секреты. Но что-то в груди болезненно кольнуло от этого его «не надо». Генри осознавал где-то в глубине души, что, возможно, это было сказано потому что Бейдер хотел уберечь друга от случайного прикосновения, обезопасить его жизнь. Но не мог заставить себя перестать думать, что ему просто неприятно.

Поездка, да. Лучшая нейтральная тема. Это спасительная соломинка для обоих в возникшей неловкости. Роясь в шкафу в поисках чистой футболки для Ноа, Генри рассказывал о своем путешествии, в красках описывая как его едва ли не силой заставили сесть в кабинку колеса обозрения, хотя все знают, что Миллс аэрофоб и все, что даже отдаленно связано с высотой вызывает у него приступы паники.

Лежа ночью на матрасе, парень сквозь темноту разглядывал силуэт друга, укутавшегося в его одеяло, представлял себя рядом с ним, как мог бы обнимать его, и очень жестко задавил в себе желание лечь рядом и обнять хотя бы через одеяло. Но Ноа дал ему четко понять, что не надо, поэтому Генри только посильнее укутался в свой плед и отвернулся, чтобы соблазн был не так велик.

Последние недели перед учебой пролетели как-то слишком быстро, и Генри даже опомниться не успел, как вот все пятеро Рыцарей сидят в его комнате кружком, наперебой рассказывают о своих поездках, слушают рассказы самого Генри, а он смотрит на Ноа, который сидит рядом с ним, как будто намеренно подальше от остальных, но ближе к Миллсу, едва не касаясь своим коленом его колена. Если бы он не был помешан на теориях заговоров, не приучил себя обращать внимание на мелочи, то и не заметил бы этого.

В школе же все было по-прежнему, чему Генри даже не удивился. В первый же день их в очередной раз пытались задирать, но заметно вытянувшегося Миллса трогали уже не так охотно, как Бейдера или Рида. Но Генри в их компании был тем, кто за словом в карман не лезет, и быстро отваживал желающих поглумиться над очередной закрытой толстовкой Ноа или плещущим через край энтузиазмом Фина.

После английского у них с Ноа был свободный час, пока остальные досиживали последний урок, и Генри не мог дождаться звонка, чтобы наконец-то урвать хоть немного времени только для них двоих. Весь урок он пролежал на парте, залипая на Ноа, который сидел перед ним и что-то тщательно записывал в тетрадь. Ему нравились его аккуратные пальцы, обтянутые тонкими перчатками, запястья, выглядывающие из-под рукавов кофты, мягкий профиль, подсвеченный сентябрьским солнцем, что било в окна класса.

- Какие у нас планы? – поинтересовался он, лежа на траве во дворе школы и глядя на Бейдера, что сидел рядом. Его голова как раз упиралась парню в бедро, а в волосах то и дело мелькали пальцы Ноа. Урок закончился десять минут назад, и домой ехать смысла не было, поэтому они ждали друзей на улице, пока была хорошая погода.

Вопрос застает его врасплох. Генри резко открывает глаза, глядя в небо и не понимая чем вызвал такое недовольство и обиду в голосе друга. Он вроде бы не сказал ничего резкого. Просто спросил какие у них планы на сегодня и на ближайший час. У них двоих. Ведь Миллс так ждал именно этого свободного времени чтобы побыть ближе к Ноа.

— Но мы же наедине, — парень поднимается, садясь напротив Бейдера, смотрит на него изучающе, пытается понять, что сделал не так. Если бы он избегал его, то взял бы себе пару факультативов, загрузив себя учебой, или придумал бы очередную слежку, хотя это придумывать даже не надо. Флетчер опять подозрительно долго копался в саду утром, и цветы у него какие-то жухлые, такие обычно растут как раз на трупах, он в кино видел.

— Я… Ты не ничего не сделал, — запоздало ответил на вопрос Миллс, как-то резко съежившись под внимательным взглядом Ноа. Ему не по себе, и хочется убежать спрятаться у себя в комнате за тяжелым замком, чтобы просто не оправдываться почему ведет себя так странно. Но это означало бы разбить не только сердце Ноа, но и самого Ноа. Генри знал, какой ранимый его лучший друг, знал как тяжело ему живется со всеми его секретами, и если он сейчас поступит так мелочно, то потеряет его навсегда, а Генри этого не хотел.

Никогда не теряющийся парень, сейчас казалось забыл вообще все слова какие выучил за шестнадцать лет своей жизни. Он прижал колени к груди, обнимая их руками и спрятал в них лицо. Все эти два месяца вдали от Ноа он думал о том, как расскажет ему о своих чувствах, как скучал по нему, как понял, что его дружба давно переросла во что-то иное, в то, что называют влюбленностью. Как ему ужасно хотелось хотя бы раз прикоснуться к его щеке и увидеть улыбку на красивом лице. Хотя бы представить какая на ощупь кожа у Ноа.

— Я не избегаю, — говорит он тихо, не поднимая головы. Ужасно не хватает успокаивающий пальцев в волосах, но сейчас все решится, и Генри почему-то был уверен, что решится оно не в его пользу, потому что ну кому может понравиться говорливый болван с копной нестриженных кудрей, параноик, готовый взахлеб рассказывать о теориях заговоров, но не знающий как поддержать разговор с девчонками, о которых так грезили все парни в их компании. А он не грезил, его мысли были забиты Ноа Бейдером, который сейчас ждал от него пояснений.

— Ты мне нравишься, Ноа, — наконец, выдает он почти шепотом. — Нравишься, не просто как друг, — говорит он уже громче, кидает взгляд на парня из-под челки, ждет реакции, пытаясь прочитать все эмоции что отражаются сейчас на лице друга, пока он переваривает эту информацию. А Генри сжимается в комок, кусая щеку изнутри и пытаясь убедить себя, что это не повлияет на их дружбу, что он справится с этим, когда Ноа ему откажет. Если Ноа ему откажет. — Это звучит как в идиотском кино, но я только когда уехал понял это, — он делает глубокий судорожный вдох, все еще сжимая побелевшими пальцами собственные колени. — Но, кажется, я в тебя влюбился. Неуклюжее, нелепое признание шестнадцатилетки. Для девяностых это сильное признание, смелое и странное, ведь они оба парни, и им нужно думать о девчонках и комиксах, а не представлять себе как круто было бы целоваться с лучшим другом, но Генри ничего не мог поделать с собой, как бы не пытался.

Он не опровергал предположений друзей, которые то и дело пытались свести его с любой девчонкой из их класса, из класса младше или старше. Бобби даже высказал предположение, что Генри влюбился в учительницу. Но Миллс посмеивался вместе со всеми, отвергая всех кандидатуры. Однако и не подтвердил правы ли они. Он просто молчал в ответ на все вопросы, и друзья перестали их задавать, обсуждая это только между собой.
 
Объект же всех мечт и желаний Миллса сидел сейчас перед ним и растерянно хлопал глазами после его признания. – Нет, в Санта Клауса, - бурчит парень, не поднимая головы с колен. Ему почему-то было страшно и он ужасно смущался. При том что Генри Миллс был из тех ботаников-придурков, которые не боятся ничего, и смело лезут в драку с противником превосходящим их в весе и росте. Но тут он испугался. И еще сильнее сжался, услышав свое имя.
 
Послушно поднимает голову, ластясь к теплой руке. Даже сквозь ткань ощущает это тепло, всегда исходящее от Ноа, чуть прикрывает глаза, представляя себе, что нет перчатки, что нет какой-то печали в голосе друга. – Что? – переспрашивает, но молчит, слушая дальше, что скажет ему Бейдер, и с каждым словом блаженное выражение на лице сменяется хмурым взглядом, складочкой между бровей, поджатыми губами. Генри весь снова собирается в комок и щетинится как ежик, еще немного и выпустит иголки.
 
- Идиот, - рычит Миллс, тряхнув головой. Он злится на Ноа, потому что тот не сказал ему о своих чувствах, злится на то, что он решил все за них обоих, снова выставив вперед свою способность. А ведь он думал об этом не один день, ведь он чертов умник и самый находчивый из всей компании. – Ты уже все решил, я смотрю. А меня не забыл спросить? – хватает друга за руку, сжимая опутанные тонкой, но плотной тканью перчаток пальцы.
 
- Посмотри на меня, - не просит, требует Генри. Он не может прикоснуться к нему, но и не хочет делать этого рукавом толстовки. Ждет, когда Ноа поднимет голову и наклоняется очень близко к нему, так что еще одно-два движения и они бы соприкоснулись губами. И это могло бы стоит Генри жизни, но это был бы первый в его жизни поцелуй. Первый и последний. – Не решай за меня никогда и ничего, - говорит уже спокойнее, все также держит его за руку, но не двигается, смотрит прямо в глаза. – Я касаюсь тебя сейчас, - сжимает его ладонь, чтобы продемонстрировать это. – Это уже что-то. Я что-нибудь придумаю. Всегда придумывал. Конечно, Генри понимал, что это не ДнД, не любая из их фэнтезийных настольных игр, где достаточно просто кинуть кубики и передвинуть фигурку. Но он придумает, уже почти придумал. Ведь они могут касаться друг друга через одежду, Генри не убило когда он вытирал Ноа полотенцем, сейчас его не бьет в конвульсиях потому что он держит его за руку. Это вариант, хоть какой-то, но он есть, как и сотни других, которые он пока что просто не нашел.
 
- Так какие у нас с тобой планы? – он улыбается, намеренно делает ударение на «нас», расправляя плечи и заставив Ноа улыбнуться в ответ. Снова ложится на траву, укладывая голову на колени к Бейдеру, и смотрит на него снизу вверх, оставив его руку у себя на груди, там, где бьется сердце, которое до сих пор колотится как бешенное.

Встречаются. Да, с этого самого момента они с Ноа встречаются. Генри нравится, как это звучит и он улыбается, слушая мягкий голос своего парня, и кивает, прикрыв глаза, подтверждает его слова. Это странно. Они должны смотреть на девчонок, думать о том, что у Лоры Каплан грудь за лето выросла едва ли не до третьего размера, а Амалия, кажется, по уши влюбилась в брата Фина, того долбанутого психа, из-за которого они перестали бывать в доме Рида.

Но Генри волновали только пальцы в волосах и предложение Ноа. У них не было железной договоренности с Рыцарями, поэтому уйти сейчас не означало бы, что они нарушили свое обещание. Было немного неловко осознавать, что Миллс задвинул остальных друзей, выставив вперед только Ноа, и немного стыдно за желание побыть вдвоем, остаться наедине в подвале, где располагалось убежище Генри, или в его комнате просто сидеть рядом на полу у кровати и листать комиксы, прикасаясь друг к другу коленями спрятанными под тканью домашних брюк.

- Пошли, - Миллс перехватывает руку парня, притягивая ее к губам. Ткань шершавая, немного царапает кожу, но все равно легко целует пальцы, и отпускает. Сам же смущается от своих действий. – Ты же знаешь, как я люблю черничный пирог твоей мамы, - он снова улыбается, только сейчас поднимаясь с травы и вытряхивая из волос травинки, чем еще больше лохматит непослушные кудри.

Он намеренно проспустил упоминание о свидании, потому что даже понятия не имел что это такое, и как оно должно происходить. Все знания Миллс ограничивались глупыми фильмами его сестры и ее же рассказами о тех свиданиях, что были у нее, а это такой себе опыт. Генри не собирался спать с Ноа на заднем сидении грязной тачки его отца. Он вообще пока не собирался спать с ним. Нельзя сказать, что эта мысль не приходила ему в голову, но пока что у него не было адекватных идей как это провернуть, но Генри обязательно что-то придумает. А пока что свидание с черничным пирогом и «Черепашками-ниндзя».

Конечно, Рыцари были не то, чтобы против, но удивлены таким развитием событий, пока Генри и Ноа сидели перед ними, выложив все как есть. У их ордена не было секретов друг от друга, почти. О своих отношениях им пришлось рассказать, когда Бобби застукал их обнимающимися за домом Ноа, где они собирались по четвергам, чтобы пройти очередной уровень новой игры на приставке. Близился Хэллоуин и им нужно было решить какие костюмы они выберут, поэтому все пятеро собрались в комнате Бейдра, но обсуждали отнюдь не костюмы, хотя к ним перешли довольно быстро. Генри тогда крепко сжал руку своего бойфренда и тоже включился в обсуждение, отвергнув идею всем одеться как эвоки из Звездных войн.

Учебный год был в разгаре, и их заваливали заданиями, поэтому дожидаясь Ноа после тренировки, Генри сидел на лестнице, решая математику к завтрашнему тесту, кутаясь в просторную толстовку. Ноа занимался отдельно от всех, поэтому физкультура у него была последней, тогда как Генри отзанимался еще утром, выполняя упражнения в паре с Фином. Затылок до сих пор болит от взгляда, который кидал на них его брат. Жутковатый тип.

На троих старшеклассников, выбегающих из раздевалки он не обратил поначалу внимания. Мало ли что три дебила-футболиста могут делать в школе. Но предчувствие сильная штука, особенно у такого параноика как Генри Миллс. Скидывает тетради с рюкзак и заходит в ту же дверь откуда вышли эти придурки. Сюда же входил Ноа, кажется у него было занятие в бассейне сегодня, но плеска воды не слышно, наверное, уже закончил.

- Ноа? – зовет он, заглянув в раздевалку. Рюкзак на месте, шкафчик открыт. Вещи. Вещей нет. Ничего нет, и Миллса прошибает холодный пот, зная, как ревностно он относится к чужой безопасности от своего тела. – Ноа! – снова уже громче зовет он, оглядывая все углы раздевалки, и только в душевой находит своего парня, сжавшегося в комок.

Отредактировано Henry Mills (2019-07-26 20:22:18)

— Я в курсе, — тихо рычит Генри. Он злится, но не на Ноа, что был так невнимателен. Он ничего не смог бы поделать. И точно не кинулся бы в драку, если бы застал их вскрывающими его шкафчик. Миллс хорошо знал своего парня, и знал, что он предпочел бы отступить, чем причинить вред кому-то из тех идиотов. А вот Генри с радостью бы причинил им вред, еще какой. И он не намерен был спускать это им с рук. Жаловаться тренеру было бесполезно, а самостоятельно Миллс мало что сможет сделать. Но как будто это остановит его от того, чтобы устроить им взбучку. Все знали, что в компании Рыцарей именно Генри всегда самый говорливый, самый смелый и дерзкий, именно он защищал своих друзей словами, и иногда пытался физически, что был слишком слаб для этого физически.

Хватает с вешалки полотенце, закрывает кран, не обращая внимания на то, как хлюпает в кедах вода, что джинсы намокли едва он опустился перед Ноа, упираясь коленями в пол. Накидывает ему на голову полотенце, покрывая и плечи, тянет к себе ближе, сжав ладонями лицо через махровую ткань.

— Успокойся, слышишь, — говорит тихо, будто просит о чем-то важном. — Все в порядке. я с тобой, я здесь и мы что-нибудь придумаем. Как же ему хотелось поцеловать его сейчас, обнять и прижать к себе, чтобы унять дрожь в худых плечах, но он только проводит ладонями по закрытой полотенцем шее, чуть сжимает пальцы на загривке, чтобы Бейдер, наконец, обратил на него внимание. — Все нормально, — снова повторяет Генри. — Идем, тебе нужно обсохнуть.

Поднимается сам и протягивает ему руку, с натянутым до самых пальцев рукавом толстовки, чтобы помочь встать Ноа. Он хотел бы сделать куда больше, но знал, что нельзя. Это может стоить ему жизни. Пока Бейдер вытирался и приходил в себя, Миллс уже успел дойти до своего шкафчика. Джинсы безнадежно промокли, кеды спасибо что не развалились пока он ползал там по кафелю в душевой, но именно сейчас он готов был расцеловать свою мать, которая всегда совала ему в рюкзак второй комплект спортивной формы. Она как будто чувствовала, что рано или поздно этот бесполезный комок вещей ему пригодится.

— Держи, — Генри снимает толстовку, протягивая ее Ноа, вытаскивает с полки запасные спортивки. Они будут ему велики, но это лучше, чем ничего. — Прости, из обуви только мои спортивные кеды, но лучше чем босиком. Он даже не задумывался о том, чтобы оставить Ноа здесь и добежать до дома за одеждой, нет, он больше не оставит его одного. Миллс пытается быть спокойным, но его аж трясет от злости, от обиды, от желания обнять своего бойфренда, но сейчас он даже за руку взять его не может, потому что эти ублюдки унесли даже его перчатки.

— Домой или ко мне? — спрашивает он, куда хочет пойти Бейдер, закидывая себе на плечи ветровку. Лучше чем в одной футболке, а по ногам уже идет мерзкий холодок, но Генри не обращает на него никакого внимания.

Отредактировано Henry Mills (2019-07-28 18:54:45)

Генри не разделял друзей. Он четко знал, что поступил бы так для каждого из них, и они бы для него. Но с Ноа все было иначе. Он был иным, отличался от них всех, и, наверное, за это Генри полюбил его. Необычный мальчишка, который с самого детства понимал его, принимал его со всеми его паранойями, теориями заговора, странными идеями, что их библиотекарша инопланетянка и скрывается в Бангоре от правительства. Это был тот Ноа, который так боялся рассказывать Миллсу о своем даре, - да-да, именно даре, - уверенный, что Генри отвернется от него. Но в очередной раз забыл, что нельзя никогда ничего решать за Генри Миллса.
 
Пока Бейдер обсыхал и приводил себя в порядок, Генри же пытался хоть немного подсушить кеды в сушилке для рук. Получалось из рук вон плохо, но он отчаянно продолжал пихать туда несчастную обувь, больше злясь на всю эту ситуацию, и выплескивая весь свой негатив на кеды, сушилку и свое отражение в зеркале напротив.
 
В итоге, сдавшись, он снова натянул мокрую обувь на ноги и вернулся к Ноа, прижимаясь к нему в ответ. – Идем, - соглашается парень, подхватывая свой рюкзак. Захлопывает дверцу своего шкафчика, шкафчика Ноа, и только после этого протягивает ему руку, зная, что взять он ее не смог бы, если бы Генри не обтянул рукав куртки так, что он закрывал ладонь полностью. Это не то, чего он бы хотел, но лучше, чем совсем ничего.  Поэтому Генри так крепко сжимает его ладонь через ткань, пока они идут по улице и не отпускает до самого дома.
 
Дом Бейдеров был ближе, но Генри намеренно повел их окольными путями, чтобы не попасться на глаза матери Ноа. Он понимал, что если она увидит его в таком состоянии и в чужой одежде, то быть беде. Его могут увезти или закрыть дома, а Генри ведь пообещал ей что будет заботиться о нем. Ей и самому себе. И проебался по обоим фронтам, но теперь намерен был наверстать упущенное.
 
- Переночуешь у меня, а завтра заедем за твоими вещами утром, - Генри спускался в подвал с двумя одеялами на плече. Это была уже третья ходка наверх в комнату, откуда парень перенес подушки и матрас, захватил с кухни перекусить и велел Ноа есть, пока сам занимался остальным. Они решили, что сегодня проведут ночь здесь. Остальные Рыцари были предупреждены, что поход в горы Ужаса переносится на следующе выходные и занялись своими делами. Генри не стал уточнять причины, просто сказал, что сегодня не получится, когда обзванивал друзей.
 
Одеяла свалены в кучу на матрасе, а сам Генри садится на пол в ногах у своего парня. – Холодно? – тихо спрашивает, осторожно касаясь колена, скрытого его спортивными штанами, пытаясь выяснить чем вызвана дрожь, смотрит снизу вверх, тряхнув головой, чтобы убрать непослушные кудри с лица.

Отредактировано Henry Mills (2019-07-30 09:49:43)

Не надумывать себе лишнего Генри не умел. Он слишком параноик для этого. Поэтому когда Ноа отвернулся от него переодеваясь, Миллс лишь поджал губы и переключился на раскидывание подушек по старой кровати, едва не ударив себя по рукам, когда хотел одну из них положить на соседний диван для себя. Они встречаются, но, кажется, это только добавило им неловкости и смущения в отношениях, чего Генри совсем не хотел. Он был честен с Ноа во всем, и знал, что Бейдер также честен с ним. Просто все стало как-то иначе восприниматься.
 
Никогда не сомневаться в друзьях – было первым и главным правилось Генри. Он не сразу доверился им, но каждый из Рыцарей был частью его жизни, пусть и они вертели пальцем у виска по-дружески подтрунивая над ним, когда Генри в очередной раз падал в свои теории и параноидальные мысли, но они никогда не давали повода усомниться в себе. Но все сомнения уходили на задний план, когда Генри садился рядом, чувствовал тепло кожи, то как дрожит Ноа, соглашаясь с тем, что ему холодно. Он тянется за кофтой, накидывая ее на ноги друга, стараясь хоть как-то согреть его, не подозревая что дрожь эта вызвана отнюдь не сквозняком. – Хочешь, принесу еще плед… Не договаривает фразу, прильнув к ладони, что коснулась шеи. Даже сквозь плотную ткань рукава он чувствует тепло его кожи, как тонкие пальцы осторожно чуть сжимаются и дрожат. – Ты сделал бы для меня тоже самое, - тихо отвечает он, положив руку поверх его ладони. Они уже привыкли что между прикосновениями всегда будет слой ткани, что каждая их близость будет сопровождаться вынужденными мерами предосторожности и что Генри никогда не сможет по-настоящему поцеловать Ноа. Но ему все равно. Он решил для себя, что готов к этим лишениям, ведь ему важно быть с ним.
 
Легко сжимает его запястье, готовый уже что-то сказать, чтобы поддержать, но слова так и застревают в горле, а Генри забывает, как дышать от слов сказанных приятелем. Да, они встречались, были в отношениях, да, Генри сказал, что Ноа ему очень нравится и что он влюбился в него, но он не ожидал прямого признания. Руки а плечах, опасно близко от ворота футболки, но все еще на ткани, щека где-то в районе сердца, и Ноа наверняка слушал и ощущал, как бешено колотится сердце его парня.
 
Генри не знает, как себя вести, что ответить, но очевидно, что он счастлив, потому что до этого хмурое и озабоченное лицо озаряет улыбка, а руки ложатся на плечи бойфренда, заставив его выпрямиться. Он хочет посмотреть ему в глаза, хочет увидеть то чувство, в котором Ноа ему только что признался. Раскрывает рот, но тут же закрывает обратно, потому что нет тех слов что могли бы выразить его чувства сейчас. Это и страх, и паника, и всепоглощающая нежность к этому мальчишке, что сидит напротив него. Вместо слов, Генри берет с колен друга толстовку, надевает ее и приподнимается, упираясь коленями в пол, натягивая капюшон на голову и рукава до самых пальцев. Осторожно касается скрытыми ладонями лица и прижимается лбом, закрытым капюшоном, ко лбу. – Я тоже тебя люблю, - шепчет он, оставив между их лицами безопасное расстояние, но так, чтобы он мог хотя бы просто вообразить, что может сократить это расстояние и поцеловать его. Просто на секунду представить себе это. – И всегда буду рядом чтобы защитить тебя.

Утро всегда беспощадно к школьникам, и Генри ненавидел ранние подъемы. Он проснулся от мягких прикосновений к плечу, а открыв глаза увидел Ноа рядом, и первой была, а потом уже проклятья и ненависть ко всему живому в радиусе пяти миль. И все же они вышли из дома даже раньше чем его мать спустилась вниз, быстро перекусив хлопьями с молоком. Генри собрал себе небольшой ланч, предложил сделать и для Ноа, но они же пойдут к нему, а там миссис Бейдер уже точно что-то приготовила сыну.
 
И они все равно опоздали.  Пришлось за десяток метров от школы отпустить руку Ноа, перед этим крепко сжав ее и улыбнувшись. Им обои было неловко проявлять какие-то чувства на виду у всех. Генри считал отвратительными все эти парочки, что целуются посреди школьного коридора, когда парень лезет под юбку своей девушки, непонятно что и кому пытаясь доказать. Вы трахаетесь? Отлично. Но незачем демонстрировать это остальным. Его отношения с Ноа это лично, только для них двоих, и Генри даже перед друзьями не проявлял ничего лишнего, только иногда касаясь коленом колена своего парня, или клал голову ему на колени, когда они проводили время в школьном дворе.
 
Миллс даже бровью не повел на упрек Бобби, что они отменили игру, и еще опоздали. Он не будет рассказывать об истинных причинах. Сейчас его больше волновало, что внутри их ждет очередная встреча с теми идиотами, что заставили их обоих вчера понервничать. И если Ноа был настроен на то, чтобы забыть все, Генри был воинственен и зол. Он молчал на крики, молчал на толчок в плечо Фина, смолчал и на выкрики в сторону Ноа, но перчатки стали последней каплей.
 
- Думаешь, ты такой умный, Паркер? – рычит Генри, вырвав руку из хватки бойфренда. Разворачивается на пятках и подходит ближе. Их четверо, он один. Даже против любого из них Генри физически проигрывает, но это его не останавливает от того, чтобы со всего размаху влететь в того самого Паркера, выхватывая из его рук перчатки Ноа. Они не так уж и сильно ему нужны, но важен сам факт. – Ты тупая скотина! – кричит мальчишка, прекрасно осознавая что подписал себе приговор.
 
Ответ не заставляет себя ждать и один из дружков бьет его о шкафчики, приговаривая, что мошка забыла кого бояться. В ушах звенит, в глазах темнеет, а по голове разливается резкая пульсирующая боль, но Генри только сжимает зубы и пинает обидчика под колено. Он получит за это еще больше, но остановиться уже не может. Вокруг уже начинает собираться толпа, но вмешаться никто не хочет, и Генри не винит Рыцарей за бездействие. Лучше пострадает только он, чем вся команда. Удар в живот отрезвляет и заставляет согнуться пополам, упав на одно колено на пол.

В глазах темно, а все тело будто медленно превращается в огромный синяк. И Генри знает, что завтра будет хуже, и спасибо, если обойдется без сотрясения, потому что головой его приложили о шкафчики очень хорошо.

Голос Ноа рядом будет вырывает его из темноты. Парень открывает глаза, видя перед собой бойфренда, который пытается закрыть его собой. Мимо, едва уловимо для остальных, но как гром среди ясного неба, пролетая рука, стягивающая перчатку. Генри знает, к чему это может привести и уж точно не желает, чтобы из-за него Ноа шел на это. Он поднимается, держась рукой за ушибленный живот, но выпрямляется возвышаясь за спиной своего парня, но не успевает схватить его за руку, чтобы остановить. – Не надо! – только успевает выкрикнуть он, глядя как Паркер оседает на пол.

Миллс никогда не видел способность Ноа в действии, только знал, как она действует по его рассказам. Наблюдать это в режиме реального времени нечто иное, великолепное и одновременно пугающее. Он даже не скрывает восхищения, с которым смотрит на друга. Для Генри он супергерой, тот, о ком они читают в комиксах, кем представляют себя лежа рядом на кровати, держась за руки и Генри даже сквозь перчатки ощущает тепло кожи и нежность прикосновений, от которых мурашки бегут по коже, а улыбка не сходит с лица.

- Сэр, он поскользнулся, я видел, - сразу начал Генри, едва дверь кабинета закрылась за ними. Паркера усадили на стул, сунув ему в руки пакет со льдом, а Генри оттеснил Ноа на безопасное расстояние от этого придурка, потому что знал, что тот может и кинуться. Он крепко сжимал руку Бейдера, спрятав обе их руки за спину, второй же активно жестикулировал. – Паркер и его тупоголовые дружки вчера утащили одежду Ноа, а вы же знаете о его проблеме. Как бы вы отреагировали на это? Он был зол и возмущен, ужасно болела голова, но Миллс будет стоять на своем и требовать наказания для Паркера и тех его дружков-недоумков, которые даже не пришли поддержать своего предводителя, тогда как Рыцари толпились в приемной, пытаясь разглядеть и подслушать что же происходит в кабинете.

- Выбирайте выражения, мистер Миллс, - шикнул на него директор, и Генри умолк, поджав губы, но не собирался спускать эту историю на тормозах, и прекрасно знал, что даже если сейчас этих придурков заставят извиниться, все так и будет продолжаться пока они не выпустятся, а это еще почти год. За год они смогут сделать что угодно с ним и его парнем, со всеми Рыцарями. Этого Генри допустить не мог, как негласный лидер пятерки неудачников.

- Я выбираю те выражения, которых они заслуживают, - парень упрямо вздернул подбородок, с вызовом глянув на директора. В нем еще бил адреналин, а самосохранение было притуплено легкой контузией, но Генри не собирался отступать ни на шаг, защищая себя и Ноа, особенно Ноа. – За всего лишь толчок в плечо меня впечатали в шкафчики до сотрясения мозга, и я еще виноват в том, что эта туша, - он махнул свободной рукой в сторону противника, - настолько неуклюжий, что поскользнулся и сам врезался в стену. Моя мать медсестра, и я знаю как описать то, что сейчас происходит с моим организмом. Вы хотите чтобы я заявил в полицию об избиениях в школе? Он с вызовом глянул на Паркера, затем на директора, и выглядел бы абсолютным победителем, если бы не тошнота и легкое головокружение, с которыми он боролся вот уже несколько минут.

Генри идет вслед за Ноа, не сопротивляется и даже не возражает, потому что все его силы уходят на борьбу с головокружением, чтобы идти ровно и не виснуть на своем парне, и главное не пугать. Его мутит, но до того момента, как куцый завтрак попросится наружу еще очень далеко.

Они легко отделались, получив всего лишь замечания, а с матерью Генри вечером поговорит, расскажет ей свою правду и завтра в школе она будет защищать его до последнего. И зная миссис Миллс сомневаться в ее победе стал бы только умалишенный. И парень только ухмыляется, представляя себе как завтра будет тяжело директору против этой женщины.

Он ничего не говорит медсестре, но как только их скрывает шторка, подарив хотя бы иллюзию безопасности и уединения, Генри притягивае к себе Ноа и обнимает, так крепко, как может. – Спасибо, - шепчет он едва слышно, так чтобы слышал только Бейдер. – Ты меня спас. Улыбается ткнувшись носом в ткань кофты на плече друга. Он действительно был так благодарен ему, но просто не мог правильно выразить это словами. Хотелось простоять вот так все то время, что им отвели для отдыха. Просто обнимать Ноа, чувствовать его руки на боках, его дыхание и быстро бьющееся сердце, попытки повернуться так, чтобы Генри случайно не задел открытых участков кожи.

- Зачем ты так рисковал? – спрашивает он также тихо. В кабинете все еще слышен шорох страниц журнала, где-то на фоне играет тихо-тихо музыка, и Генри не хотел, чтобы их разговоры были подслушаны, поэтому старался говорить на одном уровне с радио. – Не убили бы они меня, в конце концов, не школе же посреди толпы. На ватных ногах отступает к кушетке, потянув за собой Ноа, крепко держа его за руку, и садится, облегченно выдохнув. И хотя желудок все еще сжимался в комок, голове стало значительно легче, особенно после того, как ее прислонили к холодной стене.

Просто посидеть вот так немного, прикрыв глаза и чувствуя руку Ноа на своем колене, сжимая его вторую ладонь в своих. Просто наконец-то выдохнуть и дать себе шанс расслабиться на пару минут, не скрывая как ему хреново на самом деле. Он никогда не врал ему, и сейчас не собирался, но не хотел еще больше напугать, вспоминая ужас в глазах, когда его только ударили о шкафчики. – Спасибо, - снова говорит Миллс, опуская голову на худое плечо, вдыхая его запах. Все это успокаивало и дарило умиротворение, которого в последние дни ужасно не хватало, как и времени наедине. Генри понимал, что они обижают таким образом других Рыцарей, и они оба старались чтобы все было как раньше, но иногда так отчаянно хотелось просто побыть вдвоем. Даже не говоря ни слова, лечь на диван, почувствовать мягкие прикосновения пальцев к непослушным кудрям, тихое дыхание рядом, когда Ноа засыпал, так и не дочитав комикс.

Вот и сейчас за этой глупой ширмой он всего лишь хотел урвать еще немного времени со своим бойфрендом, которому вчера признался что любит, хотя прекрасно знал, что в их возрасте кидаться такими слова не значит любить по-настоящему, но он верил, что их чувство настоящее, просто еще маленькое, как огонек на спичке, и его просто нужно донести до большого костра.

Наверное, каждый раз, когда Ноа будет признаваться ему в своих чувствах, у Генри будет перехватывать дыхание, а сердце падать в пятки. Не потому что он боится этого, хотя будет неправильно отрицать, что действительно боится. Но Генри счастлив, как только может быть счастлив шестнадцатилетний подросток, когда объект его обожания и всех его грез и снов очень пикантного содержания отвечает тебе взаимностью. Это нечто необычное, нечто прекрасное и особое, и Миллс отзывчиво смотрит в светлые глаза, льнет к рукам, улыбаясь, повторяет одними губами то же самое признание, что произнес прошлым вечером в подвале своего дома.

Сотрясения все-таки не оказалось, но голова у Миллса болела еще несколько дней после того случая, однако он неизменно приходил после уроков в бассейн и еще два часа сидел и ждал, когда Ноа закончит свои занятия, сидел у дверей раздевалки, листая комикс или делая какую-то домашнюю работу, чтобы освободить вечер для Рыцарей или для того, чтобы провести его вдвоем с Бейдером.

Каждый их вечер наедине становился все более и более откровенным. Между ними все еще сохранялась дистанция из одежды, но Ноа уже не стеснялся закинуть ногу на Генри, позволял ему положить ладонь на бедро, не останавливая у колена. Генри не сжимался в комок, если его парень случайно проводил ладонью вдоль поясницы, когда они обнимались. Ему нравилось украдкой держать его за руку, когда они шли по улице. Длинные рукава его собственной толстовки скрывали их переплетенные пальцы, и казалось, что мальчишки просто идут рядом, что-то тихо обсуждая. Так и было по сути.

Генри сам не знал, как решился на это, но он стащил у отца из гаража очень занятный журнал. И ладно бы там были полуголые девушки, никто бы ничего против не сказал, но полуголые парни вызывали у Генри много вопросов. Пролистав то, что другие в их городке назвали бы мерзким и богохульным, неправильным и отвратительным, как пособие к действиям, мальчишка Миллс хорошо еще что конспект не составил, но он был полон решимости воплотить в жизнь задуманное. Ровно до того момента, как подошел к двери раздевалки.

- Я… тебя ждал, - мямлит Миллс, сжимая руки, спрятанные в длинных рукавах, в кулаки. Тонкие перчатки мягко натягиваются вокруг костяшек, едва не трескаясь по швам, но ткань выдерживает и такое напряжение. «Ну же, решайся, сейчас или никогда», - мысленно пинает себя парень. Ноа выглядит потрясающе. Ему на пользу идет плаванье. У него появился пресс, руки окрепли, а капли воды так соблазнительно катятся по светлой коже и скрываются за поясом полотенца, что Генри бросает в жар только от одной мысли что это его парень, что он может прикоснуться к нему, почувствовать тепло его кожи и услышать, как бьется его сердце. Генри просто надеялся, что оно бьется также сильно как его собственное.

- Я кое-что придумал, - наконец, произносит он, делая шаг вперед. – Чтобы нам стать ближе. Его смущают даже мысли о сексе, не то, что разговоры, но он понимает головой, что хочет Ноа, и уверен, что бойфренд тоже хочет этого. Еще пара шагов и он уже стоит совсем рядом, протягивает руку, касаясь шеи парня, изучает наощупь, пусть хотя бы так, через перчатки, которые уже начали пропитываться влагой с кожи Ноа. – Мы можем попробовать в одежде… Не договаривает, заставив Ноа отступить назад к стене, за самые дальние шкафчики и продолжает пальцами путь вниз к слабому узлу полотенца. Они уже видели друг друга без одежды, но никогда не прикасались. Это была странная идея, но вполне рабочая, как считал Генри.

С трудом, Ноа, с большим трудом он в целом представлял себе секс, потому что все его познания ограничивались тем, что он успевал увидеть по телевизору до того, как мать в спешке переключала канал, с кассет, которые они тайком смотрели и журналов, которые таскали из закромов старших. Но он хотел этого, хотел всего того, что видел и того, что рисовала его фантазия. 

Едва касаясь каждой мышцы, Генри представлял себе, как он мог бы касаться его голыми руками, как прижимался бы губами к каждой веснушке, каждой родинке, особенно той, что на шее. Представлял себе, как прикусывал бы мочку уха, шепча как сильно он любит его. Но раз они лишены этого, Генри решил довольствоваться малым. Он не представлял, что делать, как вести себя, как действовать, но доверился тому, что успел вычитать и увидеть на тех картинках в журнале, восстанавливал в памяти, как представлял себя на месте одного из накаченных парней, прижатым к стене, как Ноа целовал бы его плечи, прижимаясь к заднице. 

Все это заставляло его краснеть до самых ушей, но пальцы подцепляют полотенце, и оно с тихим шорохом падает вниз, а пальцы Генри уже обхватывают член друга, заставляя его сдавленно выдохнуть. Генри вскидывает голову, глядя в глаза Ноа. Он сделал что-то не так? Сделал больно? Неприятно? – Что? – тихо спрашивает он, но не дает Ноа отстраниться. Смотрит внимательно, ловя каждое изменение в лице бойфренда, еще раз осторожно и медленно двигает ладонью, пробует и проверяет. Жарко, ужасно жарко в кофте, в джинсах и перчатках. От пара еще не остывшей душевой, от жара тела Бейдера рядом, от того, как он смотрит и цепляется за плечо, когда пальцы Генри сжимаются чуть сильнее, как он обводит головку и снова пятерней по всей длине. Неловко, страшно, ужасно стеснительно, и Генри кажется, что он покраснел уже всем телом, но он не останавливается, прижимаясь к Ноа теснее, вжимаясь пахом в его бедро. 

- Как-то так, - сбивчиво шепчет он у самого уха парня, держась на безопасном расстоянии от кожи. Хотя губы уже покалывает от желания поцеловать, но Генри только закусывает нижнюю губу, пряча лицо за волосами, упирается второй рукой в стену за головой Ноа. Кажется, так делали в его наглядном пособии, но у них была возможность прикасаться, у мальчишек же были только перчатки, толстовка Генри и полотенце в ногах, но даже это уже не могло остановить пожар, что разгорался между ними. Особенно в возрасте, когда гормоны бушуют со страшной силой, и стоит на любую симпатичную девчонку. Это должна была быть девчонка, с таким же румянцем на щеках, с приоткрытыми губами и короткой юбкой, должна была по всем правилам, но Генри не хотел этого. Он хотел, чтобы это был Ноа Бейдер, его лучший друг, парень, с которым он рядом вырос, в которого влюбился и признался в этом, как бы сильно не пугали его эти чувства.

Любопытство, интерес, банальная похоть брали верх над всегда логичным и рассудительным Генри, он много раз представлял себе, как у них с Ноа это будет, как могло бы быть, если бы только они могли позволить себе все то, что позволяют другие парочки.

Он не зал все ли делает правильно, и даже был уверен, что нет, все не правильно и не так, как должно быть, не так, как он представлял себе. Но продолжает двигать ладонью, как делал наедине с собой стоило только представить себе в штанах вместо своей руку Ноа, его губы и язык, взгляд снизу и как пальцы вплетаются в мягкие волосы. Обдавая жарким дыханием плечо друга, продолжает вжимать его в холодный кафель спиной. Второй рукой он упирается в стену, но только для того чтобы напомнить себе о расстоянии, которое обязан держать, чтобы не навредить им обоим.